Гораций Голд - Искривление

Но он слышал, как жаловались другие. Он был не единственным, кто испытал корчи и слабость по всему телу и внутрях. Узнав, что такое испытал практически каждый, он предположил, что это связано с едой. Что сбивало с толку, потому как он по-прежнему наслаждался жратвой и ел все, что было съедобным.

Он заступил на смену ночным снайперам. Винтовка, которую он просунул в отверстие между мешками с песком, была вычищена, смазана и отполирована так, что не придраться. Его заботили только оружие и еда.

Тишина действовала на нервы. Ни пушечных, ни винтовочных, ни зенитных разрывов. Он будто забыл, каково это — слышать постоянный грохот, свист и крики. Он даже затарабанил пальцами по стволу, чтобы прогнать тишину.

Светлело. Последняя звездочка исчезла как раз в тот момент, когда он впихнул ломоть хлеба в рот, набитый ветчиной и яйцом. Он приложил щеку к гладкому, полированному прикладу винтовки и прицелился в направлении вражеских траншей в двухстах метрах от него.

Что-то изменилось. Он мог видеть окопы так же ясно, как если бы использовал телескопический прицел, который собственноручно убрал с винтовки, поскольку это делало убийство слишком механическим — он предпочитал доверяться собственной меткости.

Вытащив винтовку из смотровой щели, он просунул голову, насколько смог, проверяя зрение на весь обзор.

В легкой утренней дымке тысячи людей между двумя линиями вылезали из грубых шерстяных спальных мешков и продирали глаза. Гремя бронзовыми латами, с коротким мечом, шлепающим по животу лошади, мимо разделенных линий сонных армий ехал темноволосый человек с горделивой выправкой и в изумлении остановился перед заграждением из колючей проволоки. Затем, надменный и раздосадованный неожиданным препятствием, он схватил свой меч и, перегнувшись через шею лошади, нанес сокрушительный удар по жалкой на вид проволоке.

Искра проскочила между изгородью и мечом. Вместо того, чтобы разрубить проволоку, меч словно прилип к ней, и лицо рыцаря искривилось в гримасе боли. Мгновение спустя он упал. Мертвая лошадь рухнула на него.

Сзади послышались громкие крики и треск винтовочных выстрелов. Пит Деннис обернулся.

Огромные светоловолосые мужчины, одетые в шкуры, прорвали линию на задних траншеях. Солдаты прицельно и яростно палили по несущимся гигантам.

Когда они оказались лицом к лицу в окопах и схлестнулись друг с другом — штыки с одной стороны, с другой железные мечи, которые гнулись, когда ими били по стволам винтовок, — все были сбиты с толку.

Никогда в жизни они не видели ничего более диковинного. Пит Деннис отшвырнул свою винтовку и штык. У человека, который спрыгнул в траншею и встал перед ним, мускулы были как у быка. Он просто создан был для поединков.

Пит встретил его голыми кулаками, уверенный, что столь могучий воин не отвергнет его галантное предложение вместо того, чтобы махать своим примитивным мечом.

Но он ошибся.

МЕККА бурлила и кипела. Если бы не святость места, бесчисленные сотни тысяч людей, заполонивших крошечный город, поубивали бы друг друга. Люди проснулись утром и обнаружили, что в городе их теперь стала тьма-тьмущая.

И все же, когда Солнце появилось над горизонтом, богослужение продолжалось, как обычно. Муэдзины со всего города начали разрывать тишину своими «Аллаха иль Аллах», пока не оказалось, что нет предела количеству благочестивых голосов, провозглашающих силу Аллаха и верховенство Мухаммеда.

Все сняли обувь и упали на колени, прикасаясь лбами к грубой брусчатке. Однако некоторые пребывали в нерешительности, сбитые с толку странными явлениями, но разгневанные верующие стыдили их, заставляя склониться к земле. Несмотря на все странности, они оставались верными детьми Измаила.

Годы пробуждений ни свет, ни заря, чтобы покормить верблюдов, стали давно сложившейся привычкой. Теперь он беспокойно расхаживал по имению, которое богатая жена построила для него; он чего-то хотел, но не понимал, чего именно. Воздух, когда он смотрел в окно, манил его свежестью и чистотой.

Он вышел, не позавтракав. К тому моменту, когда он оказался в центре города, казавшегося незнакомым от заполнивших его странных, потусторонних зданий, улицы заполнились людьми. Он понимал, что это было еще одно видение — в его жизни их было много. Возможно, он на мгновение оказался на небесах; это не могла быть преисподняя, ибо здесь не было никого, кроме верующих. Скоро он проснется, и все станет как прежде: жена будет ворчать на него и кричать на слуг, а люди, с просьбами об одолжении, будут пресмыкаться перед ним.