Джек Вэнс - Кларджес

«Тебе!»

«Хорошо, я уйду, но только после них! — Абель ткнул указательным пальцем в сторону Бибюрссона и Роднэйва. — Мы еще обменяемся парой слов — с тобой, сопляк, и с тобой, астронавт!»

«Все вон! — закричала амаранта Анастасии. — Пойдите прочь!»

Райнхольд Бибюрссон нескладно, но почтительно поклонился и вышел.

Винсент Роднэйв нахмурился: «Может быть, мы сможем увидеться позже? Я должен сообщить…»

Анастасия опустила уголки губ: «Не сегодня, Винсент. Мне нужно отдохнуть».

Поколебавшись, Роднэйв неохотно удалился.

Анастасия повернулась к Мондевилю: «А теперь, Абель, будь так добр — мне нужно переодеться…»

Абель набычился и не сдвинулся с места: «Мы должны наконец объясниться».

Голос амаранты Анастасии внезапно изменился — он стал надменным и повелительным: «Разве я не сказала? Все убирайтесь вон! Ты что, не понимаешь, Абель? С тобой покончено — бесповоротно. Знать тебя больше не хочу! Пошел вон — сию минуту!»

Повернувшись на каблуках, Анастасия де Фанкур вернулась к будуару, села и принялась нервно стирать с лица остатки крема. У нее за спиной послышались два тяжелых шага; последовали резкий вздох, стон и равномерно повторяющийся звук падающих на пол тяжелых капель. Вскоре этот звук прекратился.

В воскресенье, на следующий день после выставки, Кудеяр проснулся в мрачном, безнадежном настроении. Он медленно оделся, спустился на улицу, прошелся на юг в тени небоскребов, пересек площадь Эстергази и поднялся на набережную озера у Перламутрового павильона. На террасе он выбрал место за столом, откуда можно было видеть и озеро, и пешеходную аллею вдоль набережной, и заказал кружку крепкого чаю, булочки и варенье из айвы.

На набережной, залитой ярким солнечным светом, было необычно людно. Неподалеку, среди деревьев, дети шумно бегали наперегонки, обзывая проигравших «гларками». На скамье под террасой тесно сгрудились три юнца; они обменивались шутками, вся соль которых заключалась в нарочитом использовании неприличных слов: «Ты слышал про наездника, сломавшего ногу? Лошадь подумала, что он разбился насмерть !» Или: «Палачи-первокурсники приехали на своем труповозе по неправильному адресу. Там жил не кто-нибудь, а генеральный директор Джарвис собственной персоной. Джарвиса вытащили из постели и зашвырнули в труповоз …»

Настроение Кудеяра только ухудшилось. Подростки на скамье глупо хихикали, стараясь перещеголять друг друга в употреблении непечатного лексикона. Кудеяр мрачно усмехнулся: ему следовало перегнуться через парапет и сказать этим идиотам: «Взгляните на меня! Я — Чудовище! Я убил — и не раз, а дважды! Причем я замышляю преступление, из-за которого могут умереть многие другие!» Как они уставились бы на него! Как бы у них отвисли челюсти! Как застрял бы у них в глотках дурацкий похотливый смех!

Солнце грело Кудеяра — его пессимизм начинал рассеиваться. Ужасное событие предыдущего вечера, в конце концов, только подтверждало его правоту — это могла признать даже амаранта Джасинты. Если бы только она прекратила свои преследования, он мог бы забыть о своем кошмарном замысле. И все же — замысел привлекал его, по меньшей мере, своей неповторимостью.

Он вынул из кармана конверт Винсента Роднэйва и, пользуясь очками для просмотра микрофильмов, изучил данные амаранты Анастасии де Фанкур.

« Не так уж трудно , — думал он. — разделить два почти совпадающих изображения ». Достаточно было определить какой-нибудь заметный ориентир, позволявший точно измерить величину смещения. После этого, пользуясь методами цифровой обработки фотографий или компьютерного анализа, можно было удалить один из снимков и оставить только второй — ясный и четкий.

Вложив микрофильм в конверт, он опустил конверт в карман. Надеясь заслужить расположение Анастасии, Винсент Роднэйв осмелился на очень рискованный поступок. В случае задержания ему грозило суровое наказание — как минимум увольнение, если не заключение в Клети Позора. Он уже рискнул однажды — и не получил обещанную награду. Оставалось выяснить, рискнет ли Винсент снова, руководствуясь еще более амбициозными надеждами.

В солнечном сквере дети забавлялись играми, предвещавшими их будущее; мужчины и женщины спешили по аллее к Актуарию и уходили оттуда, в равной степени отягощенные оправданием надежд или разочарованием. Кудеяр взял со стойки газету. Обведенное траурной рамкой, с первой страницы смотрело лицо амаранты Анастасии, хрупкое и тонкое, как портрет сказочной сильфиды — ее трансформация стала сенсацией. Причем это был «Глашатай», газета самого Абеля Мондевиля!