Натали Хеннеберг: Солнце Туле

Тем не менее, на следующий день по Эвтерпе (или Даймоне) распространились странные слухи; возможно, они охватили только Мегалополис, на площадях и улицах которого гигантские пылесосы жадно втягивали в свое чрево оставшиеся после безумной ночи увядшие гирлянды цветов и прочий мусор. Сверкающие эскадры ушли ранним утром в дальний космос, а на взлетно-посадочной полосе астропорта кто-то подобрал человеческую развалину, трясущегося от холода старика, настолько дряхлого, что он забыл даже свое имя. Но служащие астропорта узнали скафандр, оказавшийся слишком большим для немощного тела; нашлись и документы, и тогда все содрогнулись: это был Соллер… Теперь его внешний вид соответствовал истинному возрасту. Ему было пятьсот лет… Или шестьсот? Кто знает…

Жалкую развалину подобрал санитарный корабль. Срочно созванный консилиум ученых светил был вынужден, наконец, рассмотреть многочисленные сообщения, на протяжении ряда последних лет регулярно поступавшие со всех концов Вселенной в медицинский центр и так же регулярно прятавшиеся под сукно.

В этих донесениях шла речь о загадочных исчезновениях прославленных астронавтов. Довольно давно официальные лица, руководители планетарных правительств, заподозрили существование тайного общества, занимавшегося похищениями ветеранов космоса с целью воплощения в жизнь какого-то загадочного заговора. Только один ученый, бактериолог по специальности, давно угадал правду; но тогда его заставили замолчать, Теперь же деваться было некуда; пришлось признать его правоту, так как именно его подозрения позволяли раскрыть суть реальной опасности. Человеку нельзя безнаказанно превращаться в бога; рано или поздно, бесконечно замедленная благодаря парадоксам времени дряхлость внезапно набрасывалась на прославленных героев. Это было расплатой за безмерно затянувшуюся юность, за лишенную естественных пределов жизнь. Герои разваливались на глазах. Их артерии становились жесткими, кости — хрупкими, морщины рассекали их задубевшую кожу. Несмотря на это, Фрэнк Соллер был первым, на ком специалисты-геронтологи смогли проследить все фазы ужасающего процесса разложения заживо.

Его поспешно погрузили на санитарный звездолет, запихнув в кислородную палатку, и корабль устремился к одной из дальних планет, известной своим идеальным климатом, позволяющим победить любую анемию и поставить на ноги самого тяжелого больного-хроника. Но все дело было в том, что Фрэнк Соллер не страдал какой-нибудь болезнью — он просто умирал от старости, и прекрасно понимал это. Уложенный в противоперегрузочный гамак, он был почти готовой мумией — мышцы его омертвели, тяжесть грудной клетки почти расплющила легкие; недавно еще соколиный взор помутнел. Он хотел закричать, но звуки застряли в его горле. Он попытался пошевелить рукой — движение получилось спазматическим, похожим на судорогу лапки раздавленного насекомого. Ему казалось, что он очутился в желудке проглотившего его гигантского хищника, и процесс переваривания, похоже, уже начался, хотя он еще был жив.

Вдобавок, Соллер знал, что обрушившаяся на него катастрофа наступила совсем не так внезапно, как думали окружающие. Да, ночью на Даймоне случился обвал; он рухнул в черную пропасть. Но задолго до этого его здоровье прошло по ряду ступеней, ведущих только вниз.

Взять хотя бы тот день, когда он в отчаянии отшвырнул листок бумаги с уравнениями, в которых внезапно перестал что-либо понимать. Или другой день — или ночь? — когда он перестал интересоваться тайнами Вселенной — странной, невообразимо далекой звездой, невероятно сложной структурой радиотуманности…

Хотя тогда он выжил, но для него перестали существовать сначала уравнения, потом то гибкие, то застывшие теории, наводившие мосты через бесконечность; потом пропали звезды, галактики, наконец, числа и атомы. Дряхлость астронавтов постепенно овладевала им как ряд быстро следовавших друг за другом этапов деградации. Скоро он перестал быть жадно стремящимся к открытиям ученым, то беззаветно бросающимся на штурм галактик, то устремляющимся в атаку на атомное ядро. Он забросил расчеты и лабораторные опыты. Но еще какое-то время он с удовольствием находил применение чудом застрявшим в мозгу научным теориям; он все еще продолжал искренне восторгаться длинным стреловидным телом космического крейсера, устремляющегося в глубины Вселенной; его по-прежнему восхищали бездны космического пространства, и новые миры все еще сохраняли для него ощутимую реальность.