Александр Филиппов - Сказка без чудес

Проводив прессу косым взглядом, враз посуровев лицом, президент в упор посмотрел на губернатора — раздражённо и, о господи! — даже гневно.

Раскрыл зелёную папочку, и с отвращением протянул собеседнику какой-то листок.

— Что это за херня, Александр Борисович?!

Курганов трясущимися руками принял бумагу, вперил в неё свой взор.

От волнения глаза его заслезились, стёкла очков запотели мигом, буквы расплывались, и он не мог прочесть предложенный документ.

Наконец, разглядел кое-как, что текст был составлен на английском. Или ещё на каком-то, пёс его задери, тарабарском, незнакомом Курганову, языке.

— Ли-фе… ундер… тхе… тшэ… — силился он произнести вслух, выговаривая по слогам набранную латинскими буквами, выделенную жирным шрифтом поверху страницы, «шапку» документа. А потом признался в бессилии: — Я н-не понимаю…

— Это я не понимаю! — недобро усмехнулся глава государства. — Не понимаю, откуда такая наглость и борзота! Вы что, там, в своих вотчинах, совсем охренели?!

Ах, как хорошо начинался для Дымокурова этот ласковый, наполненный ароматом луговых цветов и трав, будто свежезаваренный, хорошо настоявшийся зелёный чай, июльский день!

С утра в гости к Соломону пожаловала невеста — да не простая, а капитан полиции, местная участковая.

В гражданской одежде — будто со старинных русских миниатюр сошла, красавица писаная!

И не беда, что не в сарафане с кокошником, а в брючном костюме, простоволосая.

Зато коса русая, с золотым отливом, толщиной с руку — до пояса. Брови тёмные, не выщипанные по нынешнему обыкновению, а густые. Что называется, соболиные.

Глаза голубые, словно лесные озёра глубокие, да с искоркой серебристой — прямо надо признать, чарующие глаза!

А сама — невысокая, ладная, гибкая. И при всём при том, хотя и в цивильное обряженная — при пистолете! Этакая воительница звёздноокая. Повезло ж Соломону!

Заметившим оружие обитателям усадьбы пояснила скупо, что полицейский — всегда на службе. Даже в выходной день. А уж участковый — тем более.

Глебу Сергеевичу, как и всей дворне, судя по первой реакции при встрече, невеста Соломона определённо понравилась. Отставной чиновник, будь он лет на сорок моложе, и сам безоглядно влюбился в такую-то.

О настоящем возрасте братьев-близнецов, и в пятьсот лет выглядевшие на свои вечные тридцать, Дымокуров как-то и не подумал. Тем более, как признался родне Соломон, он честно поведал невесте историю своей необычной семьи и собственную родословную.

На что Лиза отреагировала совершенно спокойно. И то, широких взглядов, лишённая предрассудков, современная девушка!

Отец её, не хухры-мухры какой-нибудь, а целый полицейский полковник, с которым имел продолжительную беседу за лафитничком, да не одним, доброй кедровки Еремей Горыныч, против того, чтобы породниться с обитателями усадьбы, тоже не возражал.

Завтрак в имении в то утро, с учётом появления желанной гостьи, выдался, таким образом, против обыкновения поздним и праздничным.

Собралась вся будущая родня Лизы, даже Мария, закончив метаться между столовой и кухней, выставляя всё новые и новые угощения, сняв белоснежный, накрахмаленный до хрусткости, передник, присела на краешек общего стола.

На что баба Ягода не преминула заметить:

— Плохая примета. До сорока лет замуж не выйдешь!

И все добродушно прыснули, потому что сорок Марии исполнилось четыреста лет назад. И замуж она так и не вышла.

Однако бессменная кухарка, кулинар, повар и скромница тут же удивила Глеба Сергеевича.

Потчуя гостью, подкладывая ей в тарелку лучшие кусочки, Мария поинтересовалась буднично, между прочим, как чувствует себя Лизин отец. И не собирается ли в скором времени посетить усадьбу?

На что баба Ягода понимающе хмыкнула, а Василиса Митрофановна посмотрела задумчиво.

Вообще, как отметил про себя Дымокуров, тётушка, восседавшая на правах старшей во главе стола, была сегодня явно не в настроении.

Поулыбалась приветливо Лизе, вроде бы поддерживала общий разговор, а сама будто прислушивалась к чему-то, то и дело, бросая настороженные взгляды в окно.

И, когда все отвалились от стола сыто, поднялась первой, давая тем самым понять, что завтрак закончен.

А ещё четверть часа спустя, когда мужики, переодевшись в рабочее, собрались на хоздвор, Василиса Митрофановна и баба Ягода повели в покои Лизу посекретничать по своим женским делам, а Мария, снова облачившись в фартук, принялась за мытьё посуды, в окно кухни со страшным грохотом влетела первая бутылка с зажигательной смесью.