Нелл Уайт-Смит - 150 моих трупов

– Нет, – хрипло попытался прорваться сквозь ядовитое холодное сияние, но молчало пространство под межами, в котором я не мог различить связей, – я говорю тебе: нет!

Онвар не слушал меня. Мне показалось, что он уже не способен отличать хорошие новости от плохих. В создавшейся ситуации молодого механоида волновало только его собственное будущее. На то, чтобы беспокоиться о ком-то ещё, у него уже не хватало сил. Он постоянно теребил ожог на руке, поверх которого натянул перчатку.

– Шат нас предал, – произнёс юноша, – он из бегунов.

– Почему?

– Мы видели, что у него в карманах куртки.

– Онвар, что бы ты ни видел, это не может быть достаточным доказательством…

Он прервал меня, и лицо его несло отпечаток злобы и страха, а глаза со стоящими в них слезами жалели сами себя:

– Ты что, не понимаешь, что мы были заперты с самого начала? Со всех сторон? Ты что… не видишь, что…

Я отвёл от него взгляд.

Признался:

– Я не чувствую связей.

– Ты… может быть, хочешь пить? Хочешь воды? Или… тебе холодно?

Я понимал, что мне холодно. И что сейчас меня разбил сильный жар. Я не чувствовал, но осознавал в полной мере, что этот мерзкий повторяющийся звук, он так сильно меня тревожит, исходит от моих же собственных конечностей. Конвульсируя, бьются о пол паромотрисы.

– Связи. Я не чувствую связей, Онвар.

Молодой механоид отвернулся, хотя я понимал, что никаких особенных чувств он по отношению ко мне не испытывает:

– Да. Да, так должно быть – он сказал нацепить на тебя кафф. Это необходимо для всех нас. Ты опасен. Инва…

– Я… мне не следовало… я не понял, как… я…

Он оборвал меня:

– Ладно. Больше ты не станешь со мной говорить с позиции силы. Ты теперь такой же, как я, – злые нотки в голосе опять дали о себе знать. Нетерпимая жестокость к фактам, что ему не нравились, детское торжество над упавшим. Но всё же он попытался смягчиться в голосе: – Теперь тоже пойдёшь на каторгу или… куда там нас пошлют. Поэтому мне, наверное, не нужно с тобой ссориться… Но кто ты такой теперь? Куча плоти. Немного механики. Ты больше не живое существо – у тебя нет цели. Ты ничего не делаешь. – Он снова убрал с лица слёзы. Я понял, что он меня жалел, потому что одновременно с этим мог жалеть и себя. – Ладно. Я ничего не могу сказать тебе такого, о чём ты сам уже не подумал. Я… сам я думаю о каторге, боюсь её, а мы… наверное, уже мертвецы. Заперты со всех сторон, нам с самого начала ничего нельзя было сделать. Поэтому каторга… это даже как-то оптимистично. Что-то хорошее.

– Риррит, ты очнулся? – наконец дал о себе знать Хозяин Луны. – Хочешь узнать, в чём заключается коварство моего чёрного эгоцентричного плана?

Я не ответил.

Тело рыжей девушки подмигнуло мне и наклонилось, произнеся:

– Можешь шепнуть на ушко, я всё услышу. Я, если честно, всё равно расскажу, поскольку занять себя мне, пока мы приближаемся к цели, особенно нечем, а никто больше меня толком не выслушает: твой мелкий слишком напуган для того, чтобы понимать сложносочинённые предложения, врач просто глуп, а нотариус до сих пор пьян, да они и не знают всей подноготной. Ну так как?

Я произнёс:

– Я вас слушаю.

– Ну, замечательно! – перехватил соло собственным голосом Хозяин Луны. – Всё началось много лет назад, когда я узнал, что мастера Ювелира отправили в ссылку из Храма. Ну, если точнее, то всё началось со смерти Хозяина Гор, но это присказка. О его смерти ты уже от меня наслышан. Сказка начинается именно тогда, когда главного архитектора, практически само воплощение Храма, высылают оттуда. Я слышу об этом из третьих уст, и мне очень становится интересно: а зачем? Легенду всем представили такую: Ювелир поспорил с женой своего великого господина и брата, с Зимой, из-за власти. Поспорил с самой Судьбой и проиграл, разумеется. А наказанием за дерзость оказалась ссылка. Я не поверил сразу. Вроде правдоподобно, но Ювелир – мастер. Такой же, как я. Нам не очень интересны власть и политика. Может быть, он и цапнулся с Зимой (она та ещё стерва), но главная причина его отъезда из Храма крылась явно в чём-то другом… В общем, я немного пригляделся к этой истории, и вот что: я обратил внимание, что он строит город. И явно не торопится. Место у города странное: ни ресурсов поблизости, есть выход к морю, но торговые пути далеко… Создавалось такое впечатление, будто ему нечем заняться. Но какой смысл во всех этих действиях? Я думал-думал и понял какой. Вот смотри, Риррит: прошлая жена Хозяина Мира приходилась Ювелиру дочерью. Во что он точно в ней влюбился, мы уже не узнаем, но Храм не станет рисковать и, конечно, предложит Хозяину Гор женщину, похожую на прошлую. Единокровная сестра – это отлично. Своего рода священный союз камня (пустошей) и металла (городов). Плоти мира (почвы) и его души (механоида, или голема, или демона). Это важно для безопасности вновь возводимых городов, для устойчивости мира… но вот только Храм почему-то не спешил предложить Хозяину Гор кандидатуру. Почему? Он ждал, но чего именно? Я приглядывался к мастеру Ювелиру как мог, но тот никак не проявлял себя в отношениях с женщинами – ни постоянных любовниц, ни найэве… он просто продолжал строить город. И тут меня осенило: Храм в этот раз решил поступить умнее. Он хотел влиять на Хозяина Гор дольше, чем жизнь механоида. Он собирался предложить Хозяину Гор демонессу. Но где её взять? Как получить демонессу? Ты знаешь ответ?