Генри Каттнер - Лучшее. Том 1. Робот-зазнайка

— Хватит, Джон, — отрезала она и поднялась со своего места, поправляя сумочку на плече.

Даже в мягком свете было видно, как заострилось ее лицо — гневные складочки пролегли вдоль носа и рта Вероники. И в этот миг Фаулер ощутил какое-то противоестественное торжество, ведь в своей ярости она была так безобразна. Но даже эта внезапная уродливость не поколебала его намерений.

— Ты выйдешь за меня замуж, — отрезал он. — Сядь. Ты выйдешь за меня, даже если мне придется… — Вдруг он запнулся.

— Придется что? — В ее голосе кипел гнев.

Он покачал головой. Его угроза должна остаться в тайне.

«Норман поможет мне, — думал он с холодным ликованием. — Норман найдет выход».

Он только ухмыльнулся вслед девушке, гордо вышедшей из бара.

Целую неделю Фаулер ничего о ней не слышал. Он навел справки об этом самом Барнаби и без особого удивления узнал, что Вероника собирается — если это вообще правда — выйти замуж за юного брокера среднего достатка и средних же способностей. Ничтожество! Фаулер был просто в бешенстве. Они одного поля ягоды и, несомненно, заслуживают друг друга! Но он был все еще одержим Вероникой: она достанется только ему, и никому больше!

Однако ничто не могло изменить ее решения. Зато можно было заставить передумать Барнаби, нужно лишь время. А сейчас Норман трудился над хитроумным устройством, позволяющим воспроизводить любое освещение, — тот розоватый свет в баре так «шел» облику Вероники!

Минула целая неделя, а от Вероники не было никаких вестей. Ничего, не страшно, Фаулер мог позволить себе чуточку подождать. У него были способы держать ее на крючке. А пока он лишь наблюдал и терпеливо ждал своего часа.

Кроме того, у него имелись и другие дела. Уже были готовы к подаче на патент два новых устройства — «Волшебный замок», кодируемый отпечатками пальцев, и «Шлем-парикмахер», способный исполнить любую стрижку и, вероятно, грозящий разорением всем цирюльникам планеты. Однако тяжба по поводу «Головотрона» грозила вылиться в дорогостоящую процедуру, да и Фаулер уже привык жить не по средствам. Далеко не по средствам. Это казалось таким глупым — тратить только то, что получаешь, когда не за горами поистине сказочные богатства.

Дважды он отрывал Нормана от создания иллюзорного светильника, поручая ему мелкие задания из других областей. К тому же Норман сам по себе был большой проблемой.

Работа изнуряла его. Должна была изнурять. Это было необходимостью. Неприятной, но необходимостью. Иногда Фаулеру даже становилось немного неловко от жуткой усталости, сквозившей во взгляде Нормана. Норману приходилось несладко. Но поскольку он не мог выразить свои страдания, Фаулер утешался тем, что говорил себе: мол, это все фантазии больной совести. Легче было отмахнуться от того, что не хотелось видеть, оправдывая себя тем, что «на самом деле все это во благо».

К концу второй недели Фаулер решил больше не дожидаться Вероники. Он купил кольцо с огромным бриллиантом, чья стоимость поразила даже его самого, и в придачу к нему небольшое обручальное колечко с кругом ограненных под изумруды бриллиантиков. И, положив в карман драгоценностей на десять тысяч долларов, он отправился в город, к Веронике домой.

Дверь ему открыл Барнаби.

Как будто со стороны, Фаулер услышал свой голос:

— Э-э… Мисс Вуд дома?

Барнаби ухмыльнулся и покачал головой. Фаулер заранее знал, что ему ответят. Можно было не обращать внимания на дурацкое шестое чувство, которое настойчиво шептало на ушко, но эта глупая, довольная ухмылка может свидетельствовать только об одном. Впрочем, он не дал Барнаби произнести ни слова. Оттолкнув пораженного жениха, Фаулер влетел в квартиру.

— Вероника! — закричал он. — Вероника, ты где?

Она появилась из кухни в фартуке в складочку, на лице ее были написаны одновременно опаска и вызов.

— Кажется, тебя сюда не приглашали, Джон Фаулер, — решительно заявила она.

У него за спиной возник Барнаби и начал было что-то сердито говорить, но девушка, проскользнув мимо Фаулера, успокаивающе взяла Барнаби за руку.

— Мы поженились позавчера, Джон, — сказала она.

С удивлением Фаулер обнаружил, что кровавая пелена ярости — это вовсе не фигуральное выражение. На мгновение эта самая пелена скрыла и комнату, и молодоженов. Он едва мог дышать, настолько сильным было его бешенство.

Он достал из кармана белую бархатную коробочку, открыл и повел ею перед носом Вероники. Жидкое пламя задрожало на мириадах бриллиантовых граней, и на миг зависть проступила на лице Вероники, но потом оно стало твердым под стать алмазу.