А. Риддл - Война солнца [litres]

И нахожу ответ. Потому что это может быть действительно прощание. Он хотел, чтобы я ее увидела на случай, если так оно и будет.

Несколько минут спустя Джеймс возвращается с Сэмом. Мальчик старается выглядеть храбро, но обнимает меня так же крепко, как Элли. Я целую его в лоб и говорю, что мы скоро увидимся, как будто я в этом уверена.

Медицинский аппарат тихонько пищит, вводя анестезию, но я слишком устала, чтобы спать. Я переворачиваюсь в постели, наблюдая за входом в больницу, в моем сознании – смесь беспокойства и растерянности. Лекарство начинает действовать.

Наконец Джеймс возвращается, на этот раз один. Он тихо разговаривает с несколькими людьми, стоя в дверях. Я не могу разобрать слова. Сцена размывается. Внезапно он оказывается у постели, наклоняясь, чтобы поцеловать меня.

Мой голос звучит скрипуче от долгого молчания:

– Что происходит?

– Мы уходим отсюда.

– Как?

– Ты мне доверяешь?

– Ты знаешь, что да.

– Мне нужно, чтобы ты совершила прыжок веры.

Я качаю головой, пытаясь разогнать туман в голове. На лице Джеймса я вижу решимость. Но в глубине, под этой маской, снимаемой для тех, кто знает его так же хорошо, как и я, вижу страх.

– Я готова к прыжку.

Джеймс сжимает мою руку.

– Увидимся на другой стороне.

Он поворачивается к двери и делает знак ожидающим его людям. Входит Идзуми, позади нее шестеро солдат. За ними Артур с пустым выражением лица. Еще двое солдат толкают каталку в комнату. Машина висит на стержне, прикрепленном к каталке. Я узнаю ее. В последний раз я видела ее на стартовой площадке, когда она испытывалась на трех добровольцах. Точно так же, как тогда, на каталке лежит стазисный мешок. На этот раз он ждет меня.

Я чувствую, как мой пульс учащается. Адреналин проходит сквозь меня. Сознание проясняется, когда адреналин вымывается из моей кровеносной системы.

Монитор артериального давления выдает сигнал тревоги. Идзуми бросается к нему, нажимает на кнопку, заставляя его замолчать, а затем вытаскивает из своего кармана шприц и вводит его содержимое в трубку от капельницы, прикрепленную к моей руке.

– Что это такое? – обращаюсь я к ней.

– Простое средство, которое поможет тебе расслабиться.

Чем бы это ни было, оно работает. Моя рука становится тяжелой. Слишком тяжелой, чтобы поднять.

Когда я двигаю головой, мое зрение размывается. Все движения замедляются.

Я чувствую, как слова отдаются эхом в моей голове, звук медленный, как звуковая дорожка, проматывающаяся вперед.

– Зачем?

Джеймс наклоняется ближе ко мне.

– Мы должны.

Мой голос звучит неестественно, стон напоминает гнущееся железо.

– Зачем?

– Недостаточно еды. Недостаточно энергии, чтобы согреть нас.

Я киваю, движение требует от меня усилий, как будто вес придавливает меня.

– Дети?

– Они молодцы, – отвечает Джеймс. – Они были очень смелыми.

Успокоительное средство тянет меня вниз, как будто к моим ногам привязали груз. Внезапная мысль пронзает меня, словно удар током. Дети. Я смотрю на свой выступающий живот. Я пытаюсь говорить, но слова не выходят. Смотрю на Джеймса, молча пытаясь общаться, предупредить его, спросить его, выживет ли наш нерожденный ребенок.

Джеймс смотрит на Артура, затем снова на меня.

– Он будет порядке. И ты тоже.

Как будто во сне я чувствую, как солдаты поднимают меня, кладут мое тело в стазисный мешок. Плотный резиновый материал, холодный и тяжелый, ощущается на моей коже и топорщится, как влажная одежда.

Я слышу звук застегивающейся молнии, далекий и слабый. Шипение. Маска для лица касается переносицы, щек, подбородка. Я глубоко вдыхаю, но не чувствую запаха. Вокруг лишь темнота.

Есть что-то невероятное в открывающейся нам картине: человеческие тела в мешках, сложенных друг в друге в комнате – как будто они припасы, лежащие в стороне. Но именно это мы и сделали. Мы поместили почти половину всего нашего гражданского населения в стазис. Мешки заполняют три квартиры, тела сложены рядами почти в половину высоты комнат.

Причина проста: скоро мы отключим тепло и электричество от подавляющего большинства складов. Стазисные мешки помогут пережить холодный вакуум космоса. Здесь у нас не будет проблем.

На заводе стазисные мешки печатают один за другим так быстро, как только возможно. В течение двадцати четырех часов последний из мирных жителей уже будет в стазисе.