Генри Каттнер - Земля землетрясений

— Ты лжешь, — сказал он со всей надменностью Гиллеама. — Я тоже ее знал.

Он заколебался и не сказал: «Я тоже ее любил». Он любил другую — настоящую, целую Ирату. Вряд ли они когда-нибудь встретятся снова, но однажды они встречались — Бойс был в этом уверен — и тогда она была настоящей.

— Я знаю. — Охотник взглянул на него из-под полосатого капюшона, в его глазах сверкнула ненависть и ревность, но голос оставался спокоен. — Ты знал ее тогда же, когда и я, в один из тех моментов, когда она настоящая. Понимаешь, бывают времена, когда огненная клетка не сковывает Оракула Керака. Сейчас один из таких периодов, Бойс. — Темные глаза помрачнели. — Ты выслушал меня, Уильям Бойс, потому что нуждался в объяснениях. Но как ты думаешь, почему я решил рассказать тебе все это?

Бойс замешкался. Но еще не успев заговорить, он почувствовал перемену в лице Охотника — оно стало вдруг ярким и ликующим, как молния, разрезающая свинцовое осеннее небо.

И тут Бойс осознал свою ошибку. Его охватило острое сожаление, понимание того, что он каким-то образом слепо попал в ловушку... и затем, на невыносимое мгновение головокружения, стены перед ним наклонились, уехали вбок и растворились в ревущем хаосе.

Бойса окутал кружащийся туман. Другой разум, другая сила использовала его, как человеческая рука управляет механизмом. Тело, глаза и мысли перестали быть его собственными. Он ненадолго попал в место, где нет ни времени, ни света, в крепость, находящуюся в самой глубине разума, куда не сможет забраться ни один вор.

Чудовищная клаустрофобия ослабла и вскоре исчезла совсем.

Бойс снова стоял перед смеющимся Охотником.

Когда он попытался говорить, с его губ слетели лишь хриплые бессмысленные звуки. Глаза Охотника победно засверкали.

— Сложно говорить, да, Бойс? — усмехнулся он. — Это продлится недолго. Через пару секунд это ощущение пройдет. Когда человек покидает свое тело, вернуться не всегда просто.

Бойс сгорбил плечи, ощутив такой гнев, какой ему прежде не доводилось испытывать, гнев на этого колдуна, использующего его просто так, как человек натягивает перчатку, а затем снимает ее.

Бойс почувствовал, как тепло возвращается к его конечностям, хотя он только сейчас понял, что они онемели.

— Ты...

— Говори! Ты оказал мне огромную услугу, Бойс. Я по крайней мере обязан дать тебе честный ответ.

— Что ты заставил меня сделать?

Лицо охотника стало серьезным. И теперь в его глазах заблестело нечто, очень похожее на безумие.

— Ты выполнил для меня одно поручение. Не твое тело — другая часть тебя, твой разум, возможно, твоя душа. Секунду назад я послал ее в Керак. Ты забыл мои слова? Сейчас один из тех коротких периодов, когда Оракул не скована огненной клеткой.

— Что ты сделал?

— Я использовал тебя, чтобы позвать Оракула сюда. Будучи свободной, она может ходить где ей вздумается, но заклятие пустоты держит ее даже сейчас. Она идет в Город, потому что ты позвал ее, Бойс.

— С чего бы ей отвечать на мой зов? — хрипло спросил Бойс.

— А разве женщина не должна идти на зов своего любовника?

Охотник отчеканил эти слова так резко и точно, будто во рту у него было острое лезвие ножа. А на лице была написана чистая ревность.

Любовник? Муж? Но это Ирата приходила на Землю...

— Если хочешь, я лишу тебя жизни, — тихо сказал Охотник. — Это самый лучший вариант. Лучше, чем жизнь. Возможно, в смерти ты воссоединишься с Оракулом Керака.

Ложное спокойствие Охотника, вызванное страстью, разозлило Бойса больше, чем насмешки. Этот колдун может управлять мной также легко, как ветер поднимает с земли листья, подумал он. Но...

— К черту твою магию! — проревел Бойс.

Холод покинул его конечности. Огонь ярости расплавил парализующий лед.

Охотник так долго сражался при помощи магических рапир, что, видимо, забыл более примитивные методы борьбы. Кулак Бойса попал ему в челюсть, и от этого мощного, свирепого удара руку Бойса встряхнуло до самого плеча.

Он сделал это просто так, движимый внезапным, инстинктивным отвращением к липкой паутине колдовства, в которой запутался, как только попал в этот чужой мир — и даже еще раньше.

То, что Охотник использовал Бойса, его разум и тело, с презрительным безразличием к его собственным требованиям, вдруг стало невыносимым. И эта кипящая, ищущая выхода ненависть вылилась в удар, заставший Охотника врасплох и отбросивший его к стене.

— Магия! — воскликнул Бойс с ненавистью в голове. — Вот как ее нужно лечить!