Генри Каттнер - Мстители пространства (сборник)

Внезапно, без всякого предупреждения, огненный шар исчез. Исчезло блестящее изумрудное свечение, растворившись где-то высоко в серой бесконечности неба.

Пауэлл почувствовал, что у него все путается в голове. Реальность на секунду показалась ему самым ужасным из всех ужасов. Перенесенный через четвертое измерение, Манхэттен был словно выдумкой какого-то безумца.

Но тут же он вспомнил, что его корабль парит в бледном сером неземном небе, резко ограничивающим остров со всех четырех сторон. И он знал, что за этими границами были стены гигантской лаборатории.

На этом острове была вся его жизнь — Гектор, Сью Кларк, Линн Пламб, босс и «Саммит», — а также весь мир, который он знал с детства.

Нью-Йорк будет возвращен на Землю, не оставив здесь ничего. По Пятому авеню снова помчатся лимузины. Будут грохотать поезда наземки, и, как всегда, гореть электрические рекламы над Таймс-сквер. Мужчины и женщины будут снова танцевать в садах на крышах.

Жизнь будет продолжаться. И Пауэлл уже знал, что автоматически возродит все свои прежние привычки. Он по-прежнему будет колесить по Системе, искать сенсации, срывать Куш, стараясь победить свою ревность. Ругаться с Гектором и спорить с начальством...

Корабль опустился на свое обычное место на крыше. Пауэлл вышел наружу. Он был один.

Он нетерпеливо поднял взгляд. Серая пустота была безликой, но, казалось, сквозь нее откуда-то издалека проглядывает зеленое свечение.

И Майк Пауэлл, всматриваясь в тусклость чужого мира, прошептал:

— Они всё забудут. Они забудут вас, Эберли. Но я не забуду. Разумеется, моя жизнь станет такой же, как прежде. Я буду бегать за сенсациями и гоняться за Кушем, буду временами напиваться и, вероятно, попытаюсь подкатить к Сью Кларк. Но я не забуду вас. Никогда не забуду!

When New York vanished, (Startling Stories, 1940 № 3).

Пер. Андрей Бурцев.

Мы с Элеонорой сидели на старинном диване и ждали возвращения хозяина.

— От этого места у меня мурашки ползают по спине, — сказала Элеонора.

— Это просто один из старинных особняков на Риверсайд-драйв, — ответил я ей. — Мы уже скоро уйдем.

Наш хозяин, Джон Диринг, вернулся с графином и стаканами. Он был красивым, но каким-то бесцветным и мягким, и жалко старался выглядеть гостеприимным.

— Мы не можем долго оставаться, — начал я.

— Останьтесь, пожалуйста, — сказал он вежливым, можно даже сказать нежным, голосом. — Вы мне очень понравились. По крайней мере, позвольте предложить вам выпить.

Делать было нечего, кроме как принять его предложение. Бренди был хороший, и я откинулся на спинку рядом с Элеонорой, пока потихоньку пил, наблюдая, как отблески от старинной люстры играют в ее волосах.

Благодарность Диринга была слишком обильной, даже смущающей. Он откровенно перебарщивал. Мы с Элеонорой остановились возле Гудзона — ночь была лунная, — и я вылез из машины, чтобы поглядеть на человека, склонившегося над перилами и явно больного. Он сумел дать мне свою визитную карточку, объяснив, что у него сердечный приступ, и мы отвезли его домой. Вот и все, что мы сделали.

Диринг вертел в пальцах стакан и смотрел на нас.

— Теперь я уже не выгляжу больным, не так ли? — улыбаясь, спросил он. — Ну, работа у меня довольно сложная. Я ученый.

Карие глаза Элеоноры засветились.

— Ученый?

— Или, можно сказать, изобретатель. Я покажу вам, если хотите... — Он заколебался. — Надеюсь, вы не подумаете, что я слишком навязчивый, но... — Его взгляд зацепился за кольцо Элеоноры. — Могу ли я вас поздравить, мистер Корбетт?

— Спасибо, — сказал я.

Он уставился на нас.

— Вы влюблены. Это хорошо... — Он сделал глоток бренди, потом сказал любопытную фразу. — Эмоциональные ценности так непредсказуемы у людей.

От этих его слов у меня по позвоночнику пробежала внезапная холодная дрожь. Он произнес слово «люди» так, словно говорил о какой-то расе, отличающейся от его собственной. Это была странная мысль, которую я постарался выкинуть из головы.

Диринг поднялся.

— Позвольте мне показать вам мое изобретение. Это может вас развлечь.

Казалось, он жаждал выразить свою благодарность. Мне даже стало неудобно.

Но мы еще не могли уйти, не обидев Диринга.

Элеонора тихонько пожала мне руку.

— Пойдем, Барни. Мне любопытно.

Итак, мы последовали за Дирингом вниз по лестнице, ведущей в подвал. Там он открыл дверь в стене, и мы оказались в оцементированной комнате, где не было ничего, кроме... Кроме чего?