Генри Каттнер - Мстители пространства (сборник)

— В Нью-Йорке, — лаконично ответил агент. — По крайней мере, был здесь час назад.

— Ну да, у него здесь есть офис. Ладно, мы хотели бы посмотреть ваши записи, Пауэлл. То, что вы сняли на Венере. Я хочу увидеть корабль Эберли. Как насчет этого?

— Я немедленно начну проявлять пленки.

— Сколько вам потребуется на это времени?

Пауэлл быстро прикинул в уме.

— Полчаса.

— Хорошо. Где?

— В «Саммите». Ищите меня там.

Штаппол встал, показывая, что беседа закончена.

— Очень хорошо. Спасибо за вашу помощь.

Сомерсет махнул на прощание трубкой и повернулся к столу. Пауэлл вышел, сел в лифт и оказался на Пятой авеню. В мыслях у него был полнейший сумбур. Это дело действительно было большим. Гораздо больше, чем он думал. Пауэлл усмехнулся, вспомнив, как Гвинн недавно настаивал на том, чтобы он оставался в Нью-Йорке и снимал рождение чудовищ и каких-то сумасшедших ученых. Такой материал годился для того, чтобы аудитория содрогалась или покатывалась со смеху, но это не являлось важными новостями.

— Привет, Умник, — раздался знакомый голос. — Они тебя отпустили?

Пауэлл вздохнул. Это снова была Сью. А рядом с ней Линн Пламб. Солнечный свет золотил рыжие волосы девушки. Он также заставлял ее щуриться, но она все равно выглядела красивой.

— Я направляюсь в свою контору, — сказал Пауэлл. — Прости, но тебя туда не пустят. Так что можете оба идти пока по своим делам. А я очень занят.

— Мы и так занимаемся своими делами, — усмехнулся Пламб. — Позвольте мне взять такси для вас.

Он повернулся к переполненной улице и махнул рукой. К обочине тут же подкатила машина, остановилась, затем внезапно развернулась, визжа тормозами!

У Пауэлла перехватило дыхание, когда он почувствовал, как под ногами содрогается сплошная скала основания Манхэттена. Внезапно где-то вдалеке завыли сирены, раздались крики, ругательства, визг и плач по всему городу.

Пауэлл даже не понял, каким образом Сью очутилась в его объятиях. Они оба закачались, пытаясь сохранить равновесие. А Пламб не удержался на ногах и был отброшен в стену здания.

— Землетрясение! — выдохнул Пауэлл.

И на секунду почти поверил собственным словам. Но затем он увидел небоскребы, качающиеся на фоне безоблачного синего неба, на котором только что было солнце. Вот именно — только что. Теперь солнца уже не было.

Солнце исчезло!

Точнее говоря, исчез Нью-Йорк. Военный летчик, летящий в гироплане над островом, принялся яростно бороться со штормом, внезапно примчавшимся из Атлантики.

Пока военный пилот боролся с бурей, мир за стенками его самолета снова затрясся. У пилота появилось сверкающее, хаотичное видение небоскребов Манхэттена, стремительно растущих навстречу ему, затем ветер отнес машину на восток.

Даже сквозь вой бури слышался оглушительный рев, почти что выбивший из пилота дух. Чувствуя тошноту и головокружение, он повел машину в сторону от бури, качаясь, словно корабль на волнах, и, наконец, выиграл эту битву. Самолет выровнялся, и пилот вздохнул с облегчением.

Потом он взглянул в окно и издал недоверчивый вскрик. С холодным изумлением он, ничего не понимая и не веря собственным глазам, глядел из стороны в сторону.

Затем его взгляд снова устремился на то место, где должен стоять остров Манхэттен. Нью-Йорка больше не было. Город исчез от Хадсона до Ист-Ривер, от Бэттери до Вестчестера.

А место города заняло плоское, безликое белое пространство — блестящая, совершенно гладкая равнина. Она возвышалась на высоте двадцати метров над уровнем моря. Взгляд пилота проследил за контуром побережья, туда, где только что были причалы. Парк Риверсайд исчез. Централ Парк тоже исчез. Вся нью-йоркская сторона Вашингтонского моста превратилась в путанную массу обломков. Туманные водовороты пузырей означали устья туннелей Гудзона и Ист-Ривер. Острова Блэквелла, Уорда и Рэндалл все еще были на месте, но реку Гарлем как языком слизнуло.

Ровное белое плато — два на шестнадцать километров — простиралось на месте восточных морских болот, где всего лишь несколько минут назад стоял самый большой город Америки.

Военный пилот перевел дыхание и начал снижаться к блестящей равнине. Он хотел быть первым летчиком, который приземлится на нее. Колеса долго катили по гладкой, блестящей поверхности, почти не имевшей трения. Но в конце концов гироплан все же остановился.

Пилот вышел из машины. Осторожно, с неясной неуверенностью, он коснулся ногами твердой поверхности. Но белая пластина — металлическая она, что ли? — даже не колыхнулась. Пилот топнул, но эха не услышал. Он опустился на колени и коснулся поверхности равнины ладонями.