Сергей Аверин - Мечтатель [СИ]

Так всегда. Жизнь обязана восторжествовать, все положительное обязательно должно вытеснять все отрицательное, лучшее остается, худшее уходит. Может быть, смесь кибернетики и генетики и достойна восхищения, но у нее нет будущего, она ничего не сможет сделать для прогресса. При всем своем величии, при всей важности и новшестве для науки, она ничтожна, не нужна и пуста, как мир, в котором мы обязаны существовать. Мир пуст, наука глупа… Боги, что за суждения? Почему я присматриваюсь не к лицевой стороне медали, а стараюсь заглянуть за оборот?

Тщетно. Этот мир пуст. Боги покинули его. Люди перестали в них верить, перестали даже показывать, что верят, и они ушли. А с ними нас покинула удача, сгорели последние леса, испарилось и превратилось в токсичный туман 90 % воды на планете, усовершенствованная технология холодного синтеза (Если это еще холодный синтез! Ни в одном из документов двадцать первого века я не нашел ни одного упоминания о тех способах получения энергии, которые использовали в 23 веке, ни о возможных техногенных катастрофах такого масштаба.) убила остатки всего, что можно было убить, а человек остался единственным господином сущего, полным хозяином мироздания, ибо некому было вступать с ним в борьбу.

А я мечтаю. Как всегда глупо и не понятно зачем. Просто мне хочется, чтобы мир стал лучше, хоть немного лучше… Чтобы больше никогда не звучали взрывы реакторов, чтобы токсичные облака не плавали над покрытыми защитными экранами городами, чтоб люди жили в счастье.

И опять то же самое! А я ничего не знаю. Я уже ничего не знаю . Вопросов тысячи, ответов на них пока что нет. А даже если и есть, то не сейчас я на них не отвечу. Надо выспаться. Надо.

Дверь открылась, пропуская меня в узенькую комнату, со всех сторон окруженную сканирующими щитами. Воздух задрожал, тонкие световые лучи пробежали по моему телу, ища посторонние предметы, которых со мной не было при входе в кабинет. Ничего не обнаружив, и, наверное, жутко огорчившись, компьютер системы безопасности снял экранирующее поля и открыл мне проход в большой круглый зал, в который выходило около сорока дверей. А если быть точным, сорок одна. Громадные желтые ворота в дальнем конце комнаты — выход в основное помещение «Клиониса», а все остальные ведут в небольшие кабинки хронистов, следящих за отдельными секторами города.

Прогулявшись по залу, я замер у ворот. Система безопасности не стала доставать меня тупыми фразами, типа: «Пожалуйста, профессор Карлан, введите свой двадцатизначный код допуска и вставьте карту для проверки!» Я ее от этого отучил. Правда, пришлось с помощью Игнессы залазить в засекреченные файлы и менять там некоторое записи, но ничего, обошлось. За то теперь можно жить спокойно, не слушая нудных речей около каждой бронированной двери.

Карточка, хранящая мои отпечатки пальцев, код ДНК, разрешение руководства и прочее, прочее, прочее, снимаемое прямиком из баз данных и из моего тела, мягко поглотилась узкой щелочкой, на секунду вспыхнула багровым заревом из непонятных глубин пульта и выехала обратно. Я привычно постучал по клавиатуре, вводя свой личный код, который все время хотелось забыть, но никак не получалось, и прошел в общее помещение института.

Громадный зал высотой в несколько десятков метров был набит уймой людей. Каждый день здесь пребывает около трехсот тысяч человек. В основном — обслуживающий персонал здания, затем — профессора и наблюдатели, а остальные забегают сюда по сотням мелких дел, так или иначе связанных с историей. Кому-то нужно узнать, кто победил в нелегальных подземных гонках на первенство планеты в 2787, кому-то — разведать былые районы, сейчас замещенные плотью города, третьим здесь вообще ничего не нужно, но они постоянно отираются в святых стенах института. Правда, разрешение на посещение получить очень проблематично, для этого нужна по настоящему веская причина, но разве такая мелочь может остановить толпы страждущих?

— Карлан! Неужели все-таки вылез из-за пульта! Тебя тридцать часов не было. Мы уж думали, что ты там, у себя в кабинете, с голода помер!

Виктор. Самый молодой, после меня, сотрудник теневой части «Клиониса». Ему двадцать восемь лет. Мне — двадцать пять. Нас все считают лучшими друзьями и почти близнецами. Ошибаются. Ой, как ошибаются! Похожи мы только характерами, из-за чего быстро и легко сошлись, что нелегко сделать в рабочих условиях, когда пашешь посменно по восемь часов.

— Карлан, что молчишь? Или уже мозги отключились?