Дмитрий Баюшев - Планзейгер. Хроника Знаменска [СИ]

— Ты это, — сказал «начальник» Менанжу. — Бензину навалом?

— Навалом, — ответил Менанж. — Чего молчишь, умник? Говори, куда ехать-то.

— Ах, да, ты же не в курсе. Зомбера 31.

— Я и говорю — умник, — процедил Менанж. — Это ж в другую сторону. Дам вот щас по ушам-то, чтоб не умничал.

Фазаролли приподнял кепку и поскреб макушку. Голова его под кепкой была абсолютно без волос, с розовой, как у младенца кожей, нежной, гладенькой, будто присыпанной тальком. А ниже линии, отмеченной кепкой, что любопытно, торчали коротко стриженые волосы. Казалось, что вместе с кепкой «начальник» отодрал часть прически. Дергунов, который тоже всё видел, судорожно заглотал.

— Эй, эй, — одернул его Черемушкин. — Не вздумай.

— Глянь-ка, получилось почесаться-то, — по-детски обрадовался Фазаролли. — Прогресс, однако.

— Эволюция, туды её, — изрек Менанж. — Разворачиваемся!

И, лихо развернувшись, помчал в обратном направлении.

Чем ближе к окраине, тем мельче, обшарпаннее, грязнее был этот странный город, плавившийся в струящемся мареве полуденного пекла. Через три минуты «Ока» остановилась у крайнего подъезда стандартной пятиэтажки, Фазаролли передал Черемушкину голубую папку и сказал: «Третья квартира».

— И всё? — выдержав внушительную паузу, спросил Черемушкин.

— А чё ещё-то? — вяло сказал Фазаролли. — Ну, Берц. Ну, Хлой Марасович. Ты и сам знаешь.

— А что с папкой делать?

— Так отдашь, чудила, — сказал Фазаролли, а Менанж, отчего-то разъярившись, заорал:

— А ну, вылазь, сволочи. Развели тут детский сад. Ещё агенты называются.

Черемушкин с Дергуновым выскочили из машины, и Менанж немедленно дал по газам.

— Типа отпустили? — озираясь, спросил Дергунов. — Может, того? Не рисковать?

— Квартира номер три, — твердо заявил Черемушкин.

— Может, всё-таки рванем когти?

— Ну, как ты излагаешь? — укоризненно сказал Черемушкин. — А ещё журналист. Пошли.

На звонок в дверь не ответили, но в квартире номер три кто-то был. Что-то там, в глубине, тихо стукнуло, еле слышно зашуршали по полу тапочки, за дверью, прильнув к глазку, задышали. Или показалось? Но нет.

— Вам кого? — раздался изнутри настороженный, бдительный голос, этакий тенорок, который легко спутать с женским голосом.

— Хлой Марасович? — тихо сказал Черемушкин. — Мы от Иеремии.

— Не знаю такого, — ответил Берц, но от двери не отошел.

— Однако именно он вас посоветовал, — сказал Черемушкин. — По поводу Гринбаума. Повторить громче, чтобы соседи услышали?

— Умоляю вас, — пробормотал Берц, торопливо впустив их и тут же заперев дверь на ключ. — Ну что за манеры? При чем здесь шантаж?

Увидев в руках Черемушкина папку, он испуганно заморгал. Был он мал, тщедушен, стар, плохо пострижен, одет в шаровары и ношеную майку, которая была ему велика. Черемушкину стало его жалко.

— Почему вы боитесь? — спросил он. — Я даже не знаю, что в этой папке.

— Я тоже не знаю, — признался Берц. — Но я знаю, чья это папка.

— Что за суета вокруг какой-то занюханной картонки? — начал было Дергунов, но Черемушкин его перебил.

— Чья же? — осведомился он.

Берц опустил глаза и, протянув руку, невыразительно сказал:

— Дайте…

Папка оказалась абсолютно пуста, но Берца, который близоруко поводил по ней, открытой, своим мясистым носом, вдруг словно подменили. Он оживился, расправил плечи, втянул висевший мешком живот, глаза его загорелись, как у орла, узревшего добычу.

— Вы именно по адресу, молодые люди, — заявил он игриво. — Какая удача, что именно вы и именно ко мне.

С этими словами он резво умчался в комнату и с треском захлопнул за собою дверь. Через пару секунд раздалось подозрительное шипение, вслед за чем защипало в горле, а на глаза навернулись непрошенные слезы.

— За мной, — смекнув, в чем дело, скомандовал Черемушкин и бросился к входной двери, но та не поддалась. И ключа в замочной скважине, кстати, не было, этот мошенник Берц, прикинувшись овечкой, спрятал его в карман.

Это было последнее, о чем успел подумать Черемушкин…

Очнулся он с чугунной головой. Было темно, глаза коли, плечи ныли от долгого лежания на твердом полу, руки и ноги не повиновались, и понадобилось какое-то время, чтобы они наполнились жизнью. Рядом завозился Дергунов, хрипло спросил:

— Который час?

— Рано ещё, спи, — ответил Черемушкин и сел.

Глаза понемногу привыкали к темноте.

Та-ак, похоже, они заночевали всё в том же злополучном коридоре, хорошо ещё, что проснулись. В сумраке проглядывался проем распахнутой двери в комнату, куда скрылся Берц, теперь, естественно, дверь открыта, а его, поганца, там нет.