Дмитрий Баюшев - Планзейгер. Хроника Знаменска [СИ]

— Рюкзак и сумка на месте, — сообщил Дергунов. — Слушай, Вась, а что в этой дурной сумке? Все руки оттянула. Посмотреть, что ли?

— Твоя сумка? — усовестил его Черемушкин, после чего встал на затекшие ноги, деревянно пошагал в комнату к окну. Ночная улица была темна и пуста, горела лишь единственная лампочка над дверью продмага, как в какой-нибудь захудалой деревней, да в черном небе уныло просвечивал узкий серпик луны. Хотелось завыть от тоски, но вдруг случилось невероятное, вдруг всё преобразилось.

Дома засияли многочисленными огнями, улица наполнилась спешащими по своим делам и гуляющими прохожими, а вот и сверкающий розовым лаком длинный лимузин, остановившийся прямо напротив окон. Из лимузина выбрался рослый, широкоплечий парень с черной блестящей вьющейся шевелюрой, подошел вплотную к окну и, широко улыбаясь, послал Черемушкину воздушный поцелуй. Что-то в нем было знакомое… Василий, торопясь, распахнул ставни, но красавчик уже забирался в лимузин. Миг, и машина тронулась, мощно набирая скорость.

— Чтоб мне лопнуть, — пробормотал Черемушкин.

Сзади с грохотом свалился стул. Опрокинувший его впотьмах Дергунов зашипел от боли, запрыгал на одной ноге. Черемушкин поспешил включить свет.

— Говорил тебе: нечего тут оставаться, — сдавленно сказал Дергунов. — Нужно было рвать когти, пока не поздно. Куда сейчас? Ты подумай.

— Точно — он, — произнес Черемушкин. — Так, Алексей, что ты видишь на улице?

Дергунов подковылял к окну и с издевкой ответил:

— Ночь, улица, фонарь, аптека.

— Только что сюда на шикарной иномарке подъезжал Хлой Марасович Берц, — сказал Черемушкин.

— И что же не вошел?

— А то и не вошел, что нечего ему тут делать. Он теперь этой скудной обстановке не соответствует. Он теперь лет на сорок моложе и весь такой накачанный, спортивный. Красавец, одним словом. Убедился, что с нами всё в порядке и укатил.

— В порядке ли, — усмехнулся Дергунов. — Что-то я никакой машины не слыхал. Что делать-то будем? Сейчас рванем или дождемся утра?

— Ты ложись-ка на диван, поспи по-человечески, — сказал Черемушкин. — А я поищу. Должно же что-то быть.

— Я при свете не могу, — заявил Дергунов, устраиваясь на диване и усердно взбивая маленькую тощую подушку, как будто от этого она могла вырасти.

— Не барин, — осадил его Черемушкин.

Для одинокого старого Берца двухкомнатная квартирка, в которой от силы набралось бы 35 квадратов, была жилищем роскошным, королевским. Он им гордился, потому что не каждый такое имел. Может, поэтому и вернулся попрощаться, хотя, возможно, и не только поэтому. В его воздушном поцелуйчике Черемушкин углядел намек, подсказку — ищи, мол, да обрящешь.

Уже через пять минут, приладившись к тонкой, как блин подушке, Дергунов усердно, с надрывным храпом, спал.

Тщательно обыскав большую комнату со спящим на диване Дергуновым и никаких бумаг, связанных с именем Валета, не найдя, Черемушкин перешел в спальню, и здесь после усердных поисков в куче старых желтых газет нашел-таки занюханный блокнот с относительно свежей записью на предпоследней странице. Валет здесь был зашифрован как В, а адрес был несомненно Московский: улица Садовая-Черногрязская, дом 11, квартира 9 — нигде больше такой улицы быть не могло. Прочие пометки в блокноте были либо закодированы, либо составлены на неизвестном языке. То есть, запись о Валете была адресована ему, Василию, или тому, кто мог прийти вместо него.

У Черемушкина гора с плеч свалилась. Только теперь, имея в активе выполненное задание, он позволил себе задавать вопросы, а именно: зачем нужно было Берцу усыплять их газом, что было в папке, чего они с Лёшкой не заметили, что произошло с Берцем, когда они были без сознания, и что произошло конкретно с ним, Василием, в это время, ведь он стал видеть то, чего не увидел Дергунов. Были и другие моменты, над которыми стоило поломать голову, но по всем меркам была глубокая ночь и утром нужно было явиться перед Семендяевым свежим и бодрым. А потому, сунув блокнот в задний карман брюк, Черемушкин завалился на большую скрипучую кровать в маленькой комнате и мигом заснул.

И мигом проснулся, ибо кто-то, сопя, начал трогать его волосы. Окно выходило во двор, а потому в комнате было темно, и этого, кто трогал, не было видно — так, что-то бесформенное в углу рядом с кроватью, слабо пахнущее душистым мылом и мирно посапывающее. Черемушкин отмахнулся и с ужасом понял, что трогающая его голову рука покрыта шерстью.