Дмитрий Баюшев - Планзейгер. Хроника Знаменска [СИ]

— Зачем торопиться? Только начали, ещё второе не поднесли — сказал Мортимер, но Тарнеголет протестующе помотал головой и ответил: «Спасибо, сыт по горло».

Мортимер молча протянул ему чековую книжку на предъявителя.

Экскурсионный автобус отвез Тарнеголета в гостиницу, где тот быстро собрал чемоданы и спешно покинул так понравившийся ему поначалу город.

Мортимер тем временем дунул Людвигу в ладонь и причиняющая страдания рана мгновенно затянулась.

— Можно посмотреть, что там, в бутылке? — попросил Людвиг, но за мутным стеклом ничего не увидел, вообще ничего, а потому не понял, отчего вдруг так перепугался Тарнеголет.

Оркестр закончил играть, цыгане, раскланявшись, вернулись на старое место. Мортимер встал, поднял руку, привлекая внимание.

— Давненько меня мучает вопрос: отчего вдруг такая несправедливость? — произнес он. — Какое-то несчастное яблоко — а цивилизация до сих пор в полнейшем упадке. Спросим у наших гостей демиургов: у вас было что-то подобное?

Демиурги Линб и Лау, на которых он смотрел, заелозили на своих стульях.

— Какое яблоко? — сказал, наконец, Линб. — В вашей истории нет никакого яблока. Если вы имеете в виду яблоко познания, то это миф, гипербола. Никакого змия-искусителя тоже не было. Человек изначально ленив, поэтому цивилизация в упадке, а чтобы себя оправдать, человек начал заниматься самым легким: сочинять басни. Трудиться нужно, господа хорошие, трудиться.

Едва он это сказал, могучий дуб затрясся, зашумел листвою, и между веток обозначилась отблескивающая свинцом морда Самаэля, который не мигая, завораживающе смотрел прямо в глаза Линбу. Тот не выдержал, потупился.

— Басня, говорите? — сказал Мортимер. — Вы про Самаэля говорите, что это персонаж басни? Да вот же он, змей-искуситель, живее всех живых.

— А вот это, — он подошел к Лере, взял её за руку и мягко заставил подняться, — это Лилит — женщина, равная Адаму. Созданная не из адамова ребра, как Ева, а из того же материала, что Адам. Но мы попросим Леру сыграть Еву. Адамом же будет её избранник Василий. Правда, интересно?

Движением руки он отодвинул столы подальше от дуба. Вместе с этим лужайка раздвинулась, как резиновая, но никто этого не заметил, на всех нашло этакое затмение, этакий транс, именно такое состояние, в котором человек легко поддается гипнозу и любую сказку воспринимает как действительность. Это-то и нужно было Мортимеру.

— Пригласим также другого очевидца, — добавил он и трижды хлопнул в ладоши.

Рядом с площадкой для оркестра возник богато изукрашенный трон, на котором сидел высоченный темнокожий черноволосый гуманоид (человеком это существо назвать было трудно) в красно-черных одеждах. В правой руке он держал Рубиновый Жезл. Длинные тонкие пальцы его были унизаны золотыми перстнями, по три перстня на каждом пальце. Это был Асмодей.

Вокруг трона как из-под земли выросла группа гуманоидов-бесов, одетых попроще, но тоже богато. Часть из них сменила оркестрантов, часть уселась на траву вокруг трона.

— С вашего позволения, Ваше Сиятельство, — Мортимер поклонился Асмодею, — мы попробуем смоделировать ситуацию с деревом познания добра и зла, а вы, Ваше Сиятельство, поправляйте, если что не так.

— Предположим, что это то самое дерево, — Мортимер показал на дуб. — На нем висит запретный плод (действительно, на нижней ветке возникло румяное яблоко). И вот появляется змей.

Самаэль с шумом, треском, ломая толстые ветки, выпорхнул из могучей кроны и опустился на траву. Земля под его нешуточным весом содрогнулась, Асмодей нахмурился и постукивая пальцами по жезлу, недобро уставился на дракона.

— Ева, иди же, — сказал Мортимер Лере. — Поговори с Искусителем.

— Всё не так, — громоподобно сказал Асмодей, заставив всех вздрогнуть. — Адам и Ева до грехопадения были эфирными, а тут сплошное мясо. Исправьте оплошность, коллега.

— Не будем спорить, — миролюбиво согласился Мортимер и щелкнул пальцами.

Лера сделалась прозрачной. Земное платье сменилось легкой вуалью, скрывающей то, что видеть не нужно. Поднявшийся ветерок подхватил её и понес над травой к дубу. Мортимер движением руки заставил ветерок утихнуть.

— Адама тоже, — напомнил Асмодей, ухмыляясь.

Черемушкин тоже сделался прозрачным. На нем также была вуаль.

— Ух ты, — сказал Лаптев, который видел теперь сквозь Черемушкина, как сквозь стекло.

Кстати, на него (да ещё на академика Израэля) чары Мортимера не подействовали.