Дмитрий Баюшев - Планзейгер. Хроника Знаменска [СИ]

Всех этих людей объединяла общая страсть к преферансу. А преф — это обязательно за полночь, обязательно свечи, обязательно выпить, покурить, побалагурить. Спросите, как сюда залетел Старожил? Да это ж первый картежник, начинал ещё в 18 веке, рубился с молдавскими цыганами, выигрывая за ночь горшок золотых монет и к утру его продувая.

Итак, в десять вечера они сели не за рабочий, а за круглый стол, на котором обычно была навалена куча бумаг, зажгли свечи, выпили, закусили, раскидали карты и погнали расписывать пульку. Квасюк вынул из кармана здоровенную сигару и задымил, как паровоз. Сигара была кубинская, средней вонючести, самое то под кубинский ром, который они пригубливали из граненых стаканов.

Старожил сигары не терпел из принципа, уж больно длинная, к тому же империализмом от неё прёт за версту. Зная это, Квасюк обычно пользовался папиросами, сигареты его не пронимали. Впрочем, это так, к слову, Старожил шевелил кустистыми бровями, но не возникал, значит можно было.

В полночь позвонил Шарк, Борщ отчитался, что всё в порядке, без происшествий.

За префом минуты летели, как семечки, вот уже и три ночи. Выигрывал всё больше главбух, Лаптев продул ему тысяч пять, Борщ десять, а Старожил оставался пока при своих. Между прочим, Борщ деньги не считал, потому что работал на особо вредном производстве, где оклады, как у министров. Лаптев проиграл десятую часть зарплаты и понемногу начинал чесать затылок. Не шла карта и всё.

В четвертом часу Старожил вдруг осоловел, расслабился и мигом потерял три тысячи. Тогда он встал, выдернул изо рта у задравшего нос Квасюка сигару и растоптал её в труху.

— Ты чо, старый? — сказал ему Назар, подергивая себя за длинный черный ус. — Это ж игра.

Квасюк ничего говорить не стал, а, не поднимаясь даже, потому что Старожил был коротышкой, как даст ему кулаком в нос. И пусть бухгалтер не был здоровяком, но приложил крепко. Главное, обидно.

Всё в голове у бедного Старожила смешалось, наложился, очевидно, и тот факт, что демиурги стёрли у него оперативную память. Короче, заревел он недуром, замахал кулаками, опрокинул бутылку с ромом, туда же свалил свечу. Ром попал на кучу бумаг, которую Борщ со стола смахнул на пол. Огонь занялся в секунды, комнату заволокло дымом.

Между тем Старожил, размахивая руками, попал по какому-то торчащему из стены рычагу. Где-то далеко-далеко приглушенно лязгнуло, и Назар, который затаптывал своими ножищами полыхающую бумагу, сказал замирающим голосом: «Караул». Но быстро опомнился, с натугой поднял опущенный рычаг, который никак не хотел поддаваться. Снова лязгнуло, однако секунд пять что-то там работало.

— И как тебя угораздило, — сказал Борщ Старожилу. — Я не осилю, а ты….

— А что? — отозвался Старожил, который уже ничего и не помнил. — Что я? Что такого я опять сделал?

— Газ пустил, ирод, — чуть не плача, сказал Борщ. — Там уж всё проржавело насмерть, рычаг этот захочешь не опустишь. Нет, нашелся герой. Половину обращённых загубил.

— Мы, наверное, пойдем, — пробормотал Квасюк, рассовывая выигрыш по карманам. — Прибежит эваккоманда, а мы тут. Нехорошо.

— Да уж, бегите, крысы, — сказал Борщ. — Бегите, бегите.

Квасюк, а за ним Старожил поспешили на выход.

Лаптев остался.

— Надо бы продуть помещение, — предложил он. — Давай, Назар, думай, как это сделать. Если нельзя, поднимай тревогу.

— Пошли, — сказал ему Борщ. — Там вдвоем нужно, одному делать нечего…

Издалека слышно было, как воют обращённые. Газ в Галерею начал поступать со стороны рабочего входа с неудобным подъемником (там ещё был транспортер), и в музейный зал, который занимал треть гектара, попал частично, захватив первый ряд клеток.

Борщ с Лаптевым, уже в противогазах, примчались с противоположного конца. Открывать клетки, о чем умоляли обращённые, было некогда. Они бегом преодолели длинный зал и, крутя вдвоем массивный штурвал, опустили стальную заслонку, отрезав зал от технического помещения, а, следовательно, от поступающего газа. Далее Борщ включил на полную мощность вытяжную вентиляцию, трубы аж загудели, и начал открывать клетки. Лаптев помогал ему, орудуя запасным ключом.

Обращённые из открытых клеток, перхая и раздирая ногтями горло, убредали подальше вглубь зала, садились на пол, никак не могли надышаться.

Был открыт ещё один ряд клеток, потом надобность в этом отпала, зал очистился от газа.

Только после этого Борщ позвонил Шарку, разбудив среди ночи. Впрочем, Шарк был существом особого рода, реликтом, всегда готовым к труду и обороне, невзирая на мороз, жару, слякоть, в любое время дня и ночи.