Дмитрий Баюшев: Вещий сон [СИ]

Оперативник с помощью сослуживцев выкарабкался из-под лже-шпиона, пнул его ногой в кожаный бок и ушиб ногу.

— Жилистый гад, — прошипел он.

— Вот и я говорю: как это такой мозгляк смог поймать такого амбала? — сказал лейтенант, вешая ненужную трубку…

Лже-Редькина и лже-шпиона, у которых, как водится, на глазах были плотные повязки, провели в уже знакомое нам помещение с выложенными белым кафелем стенами. По дороге сопровождающие сделали им по три подножки и отвесили по паре обидных лещей. В помещении повязки с глаз сняли.

— Ara, попались, — сказал сидевший в зубоврачебном кресле спиной к вошедшим седоватый человек. — Давненько я за тобой, «Кривой Серпантин», гоняюсь. Даже постарел малость.

Он хохотнул, после чего строго спросил:

— А ты, Редькин, каким образом в прошлый раз отсюда улизнул? Кашпировского начитался?

— Кашпировского, — смиренно подтвердил лже-Редькин, — Кашпировского, товарищ полковник.

— Ты меня знаешь? — притворно удивился седой.

— Нет, не знаю, — ответил лже-Редькин. — Откуда ж мне знать? Я и этого-то, шпиона, знать не знаю.

— Врешь — знаешь, — укорил седой. — Зачем же ты его тогда поймал, если не знаешь, что он шпион?

— Иду я по крыше, а он фотографирует, — объяснил лже-Редькин. — И не просто фотографирует, а как-то исподтишка. Гляжу, а он закрытый объект по производству спецбоеприпасов фотографирует. Тогда я его цоп.

— Цоп, — усмехнулся седой, — И за что же ты его цоп?

— А я его как-то сразу за всё — цоп, — сказал лже-Редькин. — Откуда только силы взялись? Он же вон какой, паразит, здоровый.

— Жилистый, — подтвердил оперативник, побывавший под лжешпионом.

Седой вдруг смачно шлепнул ладонью по подлокотнику и рявкнул:

— Ты мне зубы не заговаривай, сморчок. Этого шельмеца десять разведок ловят — и никак. А он, видите ли, идет по крыше и цоп обученного агента, который один роты стоит. Где врать научился?

— В школе, — пролепетал лже-Редькин. — А потом в институте.

— Как узнал, что он «Кривой Серпантин»? — отрывисто спросил седой.

— Сам признался, — промямлил лже-Редькин. — Когда я его скрутил, он сразу сказал: «Я — „Кривой Серпантин“. Чистосердечное признание сделаю только полковнику Серикову, остальным шиш». Отпустите меня, товарищ полковник, я ведь вам привел шпиона.

— Что-то тут не то, — пробормотал седой и приказал. — Нефедьев, готовь инструменты…

Редькин еле дождался конца рабочей смены.

Петр Петрович сидел в своем любимом кресле и быстро листал толстенную книгу — изучал свод законов.

— Когда древние шулундюи разработали самый первый шулундюйский закон, а это был закон о наказании за занятие астрономией, то он был коряв, — произнес Петр Петрович, едва Редькин возник в дверях. — Но по сравнению с вашими тот закон — вершина мысли, перл.

— Плевать мне на эти законы, — сказал Редькин. — Сдал «Серпантина»?

— «Серпантин» сидит в одной камере, твой дубль в другой, — буднично ответил Петр Петрович. — Оба дубля запрограммированы на чистосердечное раскаяние и дачу показаний. «Серпантина» ждет вышка, тебя через трое суток выпустят.

— Все не по-людски, — разозлился Редькин. — Поди теперь докажи, что ты не верблюд.

— Так вышло, Вениамин, — миролюбиво сказал Петр Петрович. — Три дня дома посидишь.

— Дома, посидишь, — передразнил Редькин. — А кого с работы попрут? Дядю Васю?

— Не попрут, — Петр Петрович сотворил огромный желтый банан, — На-ка вот съешь и успокойся.

— Покупаешь? — спросил Редькин, — На инстинкты давишь? Нашел мартышку.

Но банан съел, после чего и впрямь успокоился.

Петр Петрович в двух словак объяснил, что страшно не любит уколов и пыток, и как только дело дошло до шприца и варварских пыточных инструментов, он предпочел оставить вместо себя редькинского двойника, которому все равно что с ним делают: гладят по голове или дергают за волосы. Где надо он будет исправно орать «Ой, больно», но лишнего не скажет, так что беспокоиться не о чем.

Однако не это главное. Главное заключается в том, что от полковника Серикова Петр Петрович прямиком направился к мэру, где выяснилось, что вакантно место найденовского пресс-секретаря, а посему в отделе кадров «Росмыла» лежит редькинское заявление об увольнении в связи с переходом на работу в городскую мэрию.

— Не потяну, — засомневался Редькин.

— Поможем, — уверил его Петр Петрович. — Зайца учат папиросы курить, а ты все же человек.

Редькин согласился с этим умозаключением, но усомнился в том, что бывшего арестанта возьмут на такую престижную работу.