Всеволод Алферов - Князь мира [СИ]

— Архиепископ Клемент Даницкий, — повысил голос оппозиционный сенатор. — Вы за его дворцы скажите, а не за веру и учение!

Священник молча дождался конца тирады.

— Да, Церкви тоже коснулись события, — легко признал пастор.

Он хотел сказать что-то еще, когда его прервал выкрик из зала. Девушка с микрофоном поспешила на последний ряд массовки.

— …и вас учили успокаивать и исповедовать, — уже в микрофон заговорила средних лет женщина. — Просто… просто скажите, что нам делать! Чего ждать. У Церкви должно быть наставление. Должно быть хоть что-то!

На экране вновь возникло лицо пастора. Он долго молчал, в свете софитов было видно, как на лбу у него пролегли морщины. Алеш думал, тот уже и не ответит — когда священник заговорил:

— Я служу в своем приходе семь лет, за годы ко мне приходили самые разные люди. Бывали случаи… да, бывало, что я сидел и думал, не знал, что ответить. Что будет правильным ответить. Знаете, что я говорю в такие минуты?

Быть может, женщина переспросила, но микрофон у нее уже забрали. Пастор выждал секунду-другую.

— В свете последних событий есть некая ирония… В самых тяжких случаях, когда все слова пусты, я говорю простую вещь. Нас всех ждет расплата. Свое воздаяние и для виновных, и для невинных, богатых и бедных. Одна участь. Господь заберет всех. Я не знаю, что будет дальше. Не знаю, какими будут город и мир через полгода. Но всех ждет одна участь. И есть лишь одна сила, которая помогает вынести невзгоды — это вера.

— Ну сколько можно? Вы ушли от ответа об архиепископе! — сенатор Гудак поднял голос, и Алеш поскорей выключил звук.

Снова взялся за телефон. «В данный момент абонент не может…» Полицейский скривился и полез в шкаф, за пачкой сигарет, которую спрятал на черный день. Чертовски много он за сегодня выкурил. Но куда они оба запропастились? Ведь не могло…

Господи, неужели и они туда же!

Всего девять вечера, а город уже опустел. Только в домах по ту сторону улицы горят все-все окна. Всех ждет расплата, подумал Алеш и щелкнул зажигалкой. Всех значит всех — но жалость брала только за город. За тесный и пыльный Даниц, со старыми домами, словно утрамбованными один к другому. За его людей, простых, крикливых, за попивающих мужиков и женщин средних лет — да вот как та, на ток-шоу. Всех, кто теснится в квартирах, магазинах, на остановках и в трамваях.

К черту Повицей. А вот людей жалко.

Обычно он курил, глядя на снующие машины и пешеходов. В их суете, в спроектированной безумцем транспортной развязке ему порой мнилась едва не вековечная судьба всей страны — хаос, трясина, постоянная пробка, в которой все равны: черные джипы, и развалюхи, и потертые трамваи. И, конечно, полоумные пешеходы. Не сегодня, нет, но прежде даничане любили выскакивать на дорогу и махать руками, ловя попутку в пригород. Попутка — это ведь самое важное в жизни! С правильной, той самой попуткой становятся министром, сенатором, а то и чьей-нибудь любовницей.

От веселенькой мелодии Алеш вздрогнул.

— Ты звонил, — устало проговорила Данка. — Семь раз, между прочим.

— Да, черт возьми, семь раз! Уже почти ночь. Весь город вымер, одни вы… где вы шляетесь?

— Мы, кажется, развелись. Я не обязана… — она вздохнула. — Были по делам в центре. Поздно вернулись. Ну что тебе?

Все заготовленные слова — весь разговор, который он выстроил и отрепетировал — куда-то делись. Алеш сглотнул.

— Я звонил… короче говоря, ты должна увезти Мирку. Пока еще ходят автобусы, пока все работает. Куда-нибудь в глушь, я не знаю… в деревню. А лучше вообще подальше от людей.

Трубка тихонько шипела.

— Ты слышишь меня?

— Да. Это у вас в полиции так говорят?

— Это я говорю. Ну подумай сама!

Не лучший довод для разговора с бывшей.

— Ты ведь всегда была умнее меня, — исправился полицейский. — Просто оглянись, что происходит. Верхушка всегда замазана. Сперва они поисчезают, все чиновники сверху донизу… Смотри, второе поколение уже почти вступило. А потом дальше, дальше… Горелых с каждым днем все больше, потом подтянется инфраструктура. Все просто начнет разваливаться. Нет, убивать на улицах не будут, проклятие за это карает, но все посыплется. Банки. Почта. Отопление. Кто знал, как всем этим управлять, превратится в пепел, понимаешь? Сколько костей можно выдернуть, чтобы доминошный домик рухнул?

Данка молчала. Алеш не был уверен, слушает она его или просто отложила телефон.

— Ты слышишь?

— Слышу… — тихий усталый голос.