Александр Белый: Славия. Рождение державы.

Что-то Лиз в нем такое увидела, что лежа на груди, перестала плакать и причитать, ее глаза на вымазанной слезами и пылью рожице, расширились от страха.

- Сеньоры! Сеньоры! - хрипло закричал он по-испански бегущим вниз по лестнице людям, - Помогите!

Некоторые посматривали в его сторону, но большинство даже внимания не обращали. Евгений Акимович подумал, что здесь, в отеле, проживают иностранцы, которые местный язык не понимают, поэтому и не слышат. Он стал просить и кричать на других, известных ему языках: нидерландском, английском, французском, португальском, даже на африкаанс, который тоже знал неплохо, в свое время пять лет довелось поработать в ЮАР. Но народ по-прежнему катился потоком вниз, даже не пытаясь остановиться.

- Ползи, девочка туда, - громко зашептал он. Вытащил из кармана халата свой портмоне и телефон, переложил в дамскую сумочку, нацепил Лиз на шею через плечо и подтянул ремешок подмышку, что бы случайно не свалилась, - Запомни, пароль доступа к синей с золотом кредитке, это дата рождения твоей мамы, только набирается в обратной последовательности. Ясно?

- Да.

- Все, ползи. Ручками тянись.

- Нет! ПапА! Не пойду без тебя.

- Иди!!! Твою мать, - перешел на русский, увидев, что та потеряла сознание, заорал во всю глотку и долго ругался матом, затем, обессилено прохрипел, - Суки, ребенка заберите... Господи!!! Не за себя прошу!!! Я уже пожил! Всегда куда-то бежал, на три жизни хватит! Господи!!! Спаси это дитя невинное...

Вдруг, на лестничной площадке движение людского потока приостановилось, и в коридор выдавило двух молодых людей с небольшими сумками на плечах, одетыми в шорты и футболки с символикой 'Спартак', девушку и парня.

- Дед, не кричи, - сказал парень, - Все нормалек, сейчас поможем сойти вниз и тебе, и девчонке.

- Благодарю вас, ребята, но я уже пришел, - Евгений Акимович похлопал по сдавившей ногу плите, - Вы ее с места не сдвинете. Девочку зовут Лиз, заберите ее и бегите. Не задерживайтесь, - плита опасно нависла и могла рухнуть в любой момент. Он кивнул на потолок и прошептал, - С Богом, дети.

Молодые люди тоже подняли вверх головы, затем, синхронно подхватили Лиз, закинули ее руки себе на плечи и потащились на выход, а он, опираясь на локоть, глядел им в след.

- Господи, не должно быть места на Земле скотам, творящим сие, - сказал и откинулся на спину; услышав треск над головой, увидел отделившуюся и устремившуюся вниз плиту. Особо набожным он никогда не был, но глядя смерти в лицо, подумал: 'К сожалению, Бога мы вспоминаем только тогда, когда больше некуда бежать' и за миг до небытия успел наложить на себя Крестное Знамение.

* * *

В пространстве абсолютной тьмы светилась маленькая искорка Сознания. Кто оставил ее здесь? Кто имеет власть над временем и бытием?

Шли годы, десятилетия, века. Искорка с течением лет росла в размерах, в конце концов, превратилась в огромную звезду и ярко вспыхнула, поглотив окончательно тьму пространства.

- ИДИ! - впервые за столетия светило Сознания услышало громогласный Голос, - ЗДЕСЬ ТА ЖЕ РЕКА, ТОТ ЖЕ БЕРЕГ, ТОЛЬКО ВЫШЕ ПО ТЕЧЕНИЮ. ДЕЛАЙ, ЧТО ДОЛЖЕН!

Часть первая

Здравствуй, новое время!

- Микаэль, ты жив? Лежишь лицом в песке и не шевелишься, - я лежал на животе, уткнувшись лицом во что-то мягкое и горячее, словно действительно валяюсь в песке на пляже, а какой-то испанец трясет меня за плечи.

Боже мой! Неужели я жив?! Почему же лежу здесь до сих пор? Почему не забирают в машину неотложной помощи? А они мне освободили ногу?

Попробовал подтянуть левую ногу, - она нормально шевелилась и совершенно не болела.

- О! Вижу, жив, - опять услышал тот же голос, - Но в воде держался хорошо, молодец.

Башка разламывается, сильно пекут плечи, по которым меня больно хлопает этот испанец. Наверное, получил ожог во время пожара? Не помню. И о какой воде он говорит? Ах, река! Но как меня из взорванного и горящего отеля могло выбросить к какой-то реке. По-моему, здесь нет никаких рек, только море. И этот Голос... да, Голос с большой буквы, эхо которого звучит в сознании до сих пор. И почему мне кажется, что ожидал его бесконечно долго, словно не приходил в сознание много столетий? Но, это ведь невозможно?

- Вставай, Микаэль. Если поторопимся, к вечеру будем в Малаге.

- Меня зовут Жан, - сказал, и удивился: мой голос звучал незнакомо и это испугало. С трудом разлепил веки и тяжело приподнялся на локтях. Взгляд сфокусировался и перед глазами увидел свисающий с шеи на толстой суровой нити серебряный православный крестик. Странно, был у меня крестик - золотой, и цепочка золотая. Неужели, пока лежал в отключке, кто-то подменил?