Андрей Лазарчук - Целое лето

— Ещё если верёвочку поднимешь, — сказал Олег.

— Ничего себе… Можно сказать, обложили. Так, кто это у нас там?

На столе стояло шесть ноутбуков, на каждый поступало изображение с телекамеры. Три телекамеры смотрели в окна квартиры Карповых, одна на вход в подъезд, две давали общую панораму двора.

— Не, это кто-то тоже левый, — сказал Сергеич.

— Пока не торопись с выводами…

Аспирант чем дальше, тем больше чувствовал, что идёт потеря темпа. В игре, ещё не перешедшей в схватку, всё время возникал новый игровой элемент, который ты не мог учесть ещё минуту назад. И непонятно, что с этим делать…

Разработанный штабом Комитета план (и в разработке Аспирант принимал участие, так что винить, как это принято, одних только штабных он не мог) на глазах расползался по швам, а ещё ничего не началось. Что будет, когда «сыграет труба», он даже боялся себе представить.

А ведь задача, поставленная перед ним и его крохотной группой, была проста до неприличия: вести наблюдения над Карповым, в которого был внедрён дремлющий «десантник», и в тот момент, когда Карпов вступит в связь с приближающимся десантным кораблём, дать сигнал своим силам, которые сейчас скрытно разворачиваются в окрестностях будущего плацдарма.

И тут чёрт принёс Благоволина с двумя, как минимум, балогами. Ладно, один лежит в холодильнике, второй вычислен и может быть в любой момент взят. Но сам-то Благоволин где-то рядом, невидим и неслышим — а главное, совершенно непонятно, что у него на уме.

И вообще — всё совершенно непонятно. Все оказывались не теми, кем казались по первому впечатлению — да и по второму-третьему тоже. Иногда Аспирант начинал с ужасом думать, что слово «истина» вообще ничего не означает: оно пустое, беспредметное. Истины нет как таковой. Не на что опереться — разве что на свои предрассудки. Потому что рассудок отказывает.

Мы думали, что встретились с балогами впервые в шестьдесят восьмом. Нет, были встречи и раньше, но почему-то балоги всегда уходили.

Нам показалось, что балоги очень высоко ценят человеческие тела, потому что их религия заставляет их воспринимать чужое тело как достойное вместилище для их бесценного предка и бла-бла-бла. Нет, выяснилось, что балоги могут перебить массу народу, лишь бы другой клан не завладел спорными телами — примерно как кочевники перережут угнанное стадо, лишь бы оно не досталось соседям. Слава богу, это случалось не на Земле…

Мы считали Путь монолитным движением, управляемым из какого-то центра, со строгой иерархией и дисциплиной. Нет, оказалось, что это такое космическое Гуляй-поле, тьма самостоятельных банд, жёстко конкурирующих за право разграбить то или иное село. Иногда они даже убивают друг друга.

Нам развешали на уши полтонны лапши на тему Замкнутых: это, де, инсургенты, восставшие против тысячелетнего (миллионолетнего?) образа действий, загнавшего могучую цивилизацию в тупик. Нет, это всего лишь новое оформление для старой философии — и, как всё новое в этом старом мире, куда более жестокое, чем прежде. Замкнутые они — потому что в их круг трудно попасть, они отбирают из всех имеющихся в зоне доступности кланов лишь каких-то избранных, причём отбирают по им одним известным критериям. Что и как Замкнутые намерены предпринять в отношении Земли — остаётся вопросом. Во всяком случае, один раз они нас уже использовали …

— Это его сынок, — сказал Сергеич. — Его, кстати, полицаи вчера за что-то прихватывали. Не стал спрашивать, чтобы не усложнять.

— Правильно, — сказал Аспирант. — Куда он намылился, интересно, такой красивый?

— Танцы в клубе, — сказал Олег.

— А у них тут и клубы есть?

— Клуб. Один. Бывший кинотеатр «Прогресс».

— Понятно… И что, хороший клуб?

— Не были, не состояли, не участвовали, — сказал Сергеич. — Хотя пиво туда, говорят, привозят замечательное.

— Кто говорит?

— Да вот как раз Карпов с сынком об этом беседовали…

В кармане Аспиранта задрожал телефон.

— Да?

— Пап. Ты сильно занят?

— Ну… есть немного. Скажем так: привязан к месту. А что?

— Поговорить хотел. Об очень важном.

— Ближе к ночи, наверное, а то и — завтра. Не знаю.

— Понял. Как бабушка?

— Без перемен. Предложил перевести её в Москву, но сказали, что пока вообще нельзя трогать. В общем… не знаю. Остаётся только ждать.

— Ты… правда ничего не можешь сделать?

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю. Ничего, наверное. В любом случае… всё равно это по телефону не получится.