В окно били яркие солнечные лучи. Теплый весенний ветерок из форточки трепал тюлевые занавески. Саша с озабоченным видом ходил по комнате, собирая в пакет книги и еще какие-то мальчишечьи ценности, а тетя Люба напевала на кухне, позвякивая посудой.
— Какие автобусы? — спросонья не поняла я.
Автобусы пришли днем, когда мы были уже собраны, одеты для выезда на природу и стояли внизу у подъезда. Но и тогда мы ничего не понимали. Папа как раз прибежал из «Березки» и вручил нам с Сашей по целой бутылке тархуна — «Смотрите-ка, что я достал! Там такая давка, как будто конец света — дефицит выбросили!» Мы разместились на заднем сиденье, мама взяла меня на руки. Тархуна в тот момент мне почему-то совсем не хотелось.
И когда наш «лиазик», уже выехав из города, поднялся на мост, и пассажиры приникли к окнам, разглядывая станцию в синеватом дыму, над которой кружили вертолеты, я почему-то обернулась и через мамино плечо сквозь грязноватое заднее стекло стала смотреть на удаляющийся город. И неожиданно даже для себя непонятно отчего вдруг горько-горько заплакала.
Я открыла глаза. Приветливо улыбающийся техник снимал с моей головы электроды.
Я ощутила непривычное облегчение. Как будто, поделившись с посторонними людьми своими детскими воспоминаниями, сняла с души груз, мучивший меня долгие годы.
Как все-таки хорошо, что техника шагнула так далеко вперед. Как удивительно, что этот чудо-аппарат сумел извлечь из глубин моей памяти такие яркие и насыщенные деталями картины. Казалось бы, они должны были неминуемо потускнеть, стереться и покрыться слоем пыли со временем, но нет же — они промелькнули перед моим мысленным взором такие острые и свежие, как будто все это случилось вчера.
Все-таки, хорошо, что мне посоветовали прийти сюда. Изложить это словами я, наверное, так никогда и не решилась бы. Да и где сейчас найти слушателей, которым это было бы интересно?
— Ну, как? — спросила я. — Это чем-нибудь поможет?
— Просто великолепно! — с воодушевлением сообщил техник. Наверное, он всем говорил одно и то же. — Очень интересные подробности. Ваша мнемограмма, несомненно, очень поможет нам в воссоздании общей картины чернобыльской катастрофы.
Я вздохнула.
— Вы знаете, — извиняясь, сказала я. — Сейчас я понимаю, что в воспоминаниях есть нестыковки. И кое-где нарушена хронология. Например, вертолеты над Припятью. Позже я во многих источниках читала, что они начали облеты станции и города около семи утра 27-ого апреля… Я не знаю, как такое может быть, но мне отчетливо запомнились эти вертолеты… Может быть, наложилось как-то. Все-таки, уже пятьдесят пять лет прошло, не шутка. Да и детская память иногда выкидывает странные трюки…
— Что вы, все замечательно! — заученно улыбнулся ассистент. — Мы же не документальный фильм снимаем, нам интересны именно чувства и переживания современников катастрофы. Здесь может быть множество версий и точек зрения.
Он на секунду замолчал, прислушиваясь к крохотному наушнику, потом вышел из комнаты, быстро вернулся и подал мне стакан с ядовито-зелёной газировкой, вежливо сообщив:
— Небольшой знак внимания от фирмы. Нам показалось, что вам будет приятно это выпить. Индивидуальный подход и внимательное отношение к каждому клиенту — наше кредо.
Я медленно выпила зеленый шипучий напиток. Это был современный тархун — коктейль из синтетических красителей, ароматизаторов, подсластителей и консервантов. Ничего общего с тем самым тархуном из детства напиток не имел. И вкус у него, не смотря на заявленную «идентичность натуральному», был незнакомым, приторным. Полынной горечью тут и не пахло. Никогда после восемьдесят шестого года я не пила нормального тархуна.
— Подпишите, пожалуйста, релиз, — ассистент протянул мне какие-то бумаги. — Здесь и здесь.
— Что это, зачем?
— Прочитайте. Это расписка в том, что вы передаете авторские права на вашу мнемограмму нашей компании. Отныне эти воспоминания не являются вашей интеллектуальной собственностью. И вы не возражаете против использования фрагментов вашей мнемограммы в коммерческих целях, то есть в нашем фильме об аварии. Вы ведь не возражаете?
— Да, я не возражаю, если это поможет, но… — я запнулась.
Он не слушал меня, продолжая барабанить согласно заученной формуле:
— Оговоренная сумма денежной компенсации будет переведена на указанный вами счет в течение трех банковских дней. Отныне вы не должны без согласия правообладателя — то есть нашей компании — давать интервью, предоставлять третьим лицам информацию по теме мнемограммы, а также иными способами распространять сведения, зафиксированные в вашей мнемограмме…
Читать дальше