Михаил Бобров - Снег над океаном [СИ]

Маленьких аватар Тумана здесь не было. История флота в моделях закончилась у входной двери. Корнет ответил:

— Наше оружие не то, чтобы совсем бессильно. Но ядерных бомб в своих городах нам только и не хватало.

Айболит прибавил задумчиво:

— Это не чужой разум как ребенок, это дети как чужой разум, только пока не развитый. Что взрослых и спасает. А выросшие дети… Мда-с…

— Это вилы, — рубанул Корнет. — Как мы теперь видим.

— Делать-то нам что? — засопел майор морской пехоты, командир охраны посольства.

— Дружить с русалками. Если танкисты забунтуют, кто остановит мятежную машину? Другие танки. Вот и свихнувшуюся русалку остановили другие русалки. Наши.

— Но средства против них у нас нет, — командир «Адмирала Лазарева», он же старший по званию военный на острове, поставил перед собой сцепленые руки.

— Нет, — согласился Корнет. — Кроме хороших отношений.

— Но это же полумеры, костыли, — не успокоился майор. — Личные отношения вместе с личностью кончаются!

— Если «костыль» отлично работает и не доставляет проблем ни пользователям, ни разработчикам, — Корнет повел плечами, — то мы его переобзываем «технологическим крепежом». И живем дальше.

Главный врач госпиталя тяжело вздохнул:

— Ангелы пытались нас завоевать — мы их отбили. Туманный флот пришел — побороли. Но снова политика. Дележка ресурсов. Опять человечество несется в будущее, зажмурив очи. Нас не изменить!

— Да и пофиг! — рыкнул моряк. — Не первый раз. Чихать, прокрутимся!

Посол Ермолов поднял взгляд к белым панелям потолка, к зазвеневшим на сквозняке подвескам большой трехъярусной люстры.

— Оптимистические трагедии? — буркнул майор.

— Жизнерадостный хрендец, на наши теперешние мерки, — поправил Корнет, разглядывая модель авианосца.

Ермолов понял, что надо подводить итоги:

— Вот люди покруче нас были, а выражались вежливо, сдержано. Они настоящие штыки видели, не испытавали нужды придавать себе лишнего весу, ибо знали собственный и пользоваться им умели. Мы вот не умеем, так и придаем себе важности остреньким…

Посол протер лоб свежим платком.

— Как же мне, Д’Артаньяну… А, это я говорил уже, — подмигнул сразу всем, и тягостная атмосфера вмиг рассыпалась. Люди заулыбались, задвигались на стульях.

— Совещание закрыто, — сказал Ермолов. — Спасибо. Все свободны.

Свободные от дежурства люди расходились по домам, поглядывая на накатывающий с севера циклон, и ежась в ожидании ливня. Пройдя до начала дорожки в зарослях, Корнет спросил товарища:

— Что голову повесил?

— Хемптона парализовало-таки. Облажались мы. На бессмертие замахиваемся, а травму позвоночника вылечить не можем.

— Кто вообще Хемптон? — Корнет даже остановился. Под ветром зашумели заросли папоротника, почти легли. Невесть откуда взявшиеся кактусы стояли гордо, как истинные мучачос.

— Парень Асты.

— Док, что я слышу? Не «капитан тяжелого крейсера Астория»?

— И капитан тоже. Но все-таки парень Асты.

— И что с ним?

— В бою, когда «Асторию» накрыло, Хемптон упал под приборы в рубке и повредил шею. Межпозвоночные диски шейного отдела защемили нервный ствол. Почти неделю мы с ним возились — даже Рицко не справилась. Говорит, проще новый позвоночник сделать.

Корнет повернулся, зашагал дальше. Ответил, перекрикивая шум ветра в зелени:

— Так сделайте! Будет полный голливудский канон. Каре тузов! Русский кагэбэшник…

— Грушник вообще-то, — доктор догнал товарища, и тому не стало нужды кричать.

— Да пофиг, разбираться еще… Потом женщины, обе киношные красавицы. Русская мафиози. Японка-недонобелевка. И негр-мореход. Или теперь это уже афротуманоамериканец? Короче, полная политкорректность: феминистки с правозащечниками рыдают от умиления.

Доктор убрал в карман шапочку, чтобы не сдуло. Проворчал:

— Злые русские захватили гражданина США и переработали в голема Тумана? Ермолов упарится ноты писать.

— Ермолов знал, на что шел. Я ему заказал уже на Новый год шпагу и плащ мушекетерский.

— Ты прям такой крутой, не боишься начальство подкалывать?

— У меня инстинкты нормальные! — Корнет обнял вышедшую навстречу девушку:

— В ее присутствии хочется быть сногсшибательным и зубодробительным. У тебя, кстати, с инстинктами тоже все нормально, — сказал он доктору. — Только мозг твой чрезвычайно силен и подавляет их.

— А! — доктор махнул рукой, — профдеформация. Не могу же я жгут накладывать дрожащими от сердечной хвори лапками.