Гостья, к слову, была именно в белом простом платье, с открытыми руками, подол примерно до середины бедра. Впервые доктор видел русалку в туфлях на каблуке — невысоком, «спортивном», но сам факт! Не проходя дальше, она задала свой вопрос:
— Мы обращались, чтобы к нам артисты приехали. Но мы знаем, что люди злы на нас. За обстрелы побережья. За разрушенное рыболовство. Много за что. Хоть это и было давно. Как нам извиниться? Мы тут компенсации всякие предлагаем. Лечение там, протезирование, препараты, техническое сотрудничество. Достаточно ли этого?
— Кому как.
— А тебе, вот лично тебе? Мы опрашиваем всех людей на острове. Сбор мнений. Что думаешь?
Доктор пожал плечами:
— Наверное, главное, чтобы это не повторялось. И чтобы не думали, что за смерть извинений достаточно. Мы, люди, довольно хрупко сделаны. Как снежинки. Красивые. Но в океане тонут бесследно.
— Хорошая аналогия, — согласилась гостья. — Доктор, помощь нужна. Завтра уходит «Лазарев». Сходишь во Владик, а оттуда с артистами? Они все-таки люди, мы насчет условий всегда сомневаемся. Чем кормить, что делать, если заболеют.
Гостья говорила легко. Как будто русский знала с рождения. Не сказала: «Завтра отходит атомный ракетный крейсер „Адмирал Лазарев“, на котором ты приплыл.» Сказала коротко: «Лазарев», с полной уверенностью, что собеседник ее поймет. И не «Владивосток», а «Владик».
Она из первой волны!
Из самых-самых первых, столкнувшихся с людьми раньше всех.
Значит, синие волосы не шутки освещения.
— Такао… — доктор едва подавил зевок. — А почему ты сама по вопросам ходишь, эсминец не посылаешь? Те, кого я сегодня видел, вполне бы справились.
— Есть несколько причин. Во-первых, я обязана знать всех новых людей лично.
— Ты вроде пресс-секретаря?
— Скорее, инспектор по людям. Во-вторых, я достаточно давно знакома с людьми, чтобы понимать, когда они говорят сложные вещи. Эсминец от непривычного и неприятного может попросту перезагрузить ядро. Им же аватар изначально и не полагается. Те, кого ты видел, все наградные. Эсминцы их поддерживают, но сами бы создать не смогли. В-третьих, — Такао вздохнула совершенно по-человечески, — Мне просто стыдно. Выходя на размен с «Конго», я просто забыла про человека у нее на борту. Не то, чтобы хладнокровно списала его в потери. Просто забыла. Вспомнила бы — все равно бы не пожалела. Но это все-таки другое. А я забыла, как дура последняя. И потом было неприятно и больно. Долго. Так я теперь страхуюсь.
— Такао. А можно узнать, кто именно из артистов?
Русалка продиктовала десяток фамилий.
— На «Лазареве» туда-обратно месяц, не меньше. У меня же операция тут скоро. Я в госпитале нужен. Может, самолетом?
Гостья призадумалась. Решительно махнула кулачком:
— И правда, я же сама могу сбегать. Девять тысяч миль, на моих семидесяти узлах… Ну пусть пятьдесят, пусть еще проход узостей. Все равно за неделю обернемся.
— А почему не самолетом?
— Но я же хочу с ними поговорить! На переходе это удобнее всего, согласись. А ждать месяц никакого терпения не хватит!
— Мне и на неделю придется у Айболита отпрашиваться. Вряд ли он обрадуется, что у него забирают сотрудника сразу по приезду.
— Вы тоже Айболитом его зовете? — улыбка Такао удалась. Доктор чуть было пешком во Владивосток не рванул, прямо с места. Гостья же закончила фразу:
— Ничего, завтра я сама с ним поговорю. Уж извини за поздний визит. Тут всегда что-то надо, и всегда срочно. Но я уже ухожу, спокойной ночи.
За Такао аккуратно закрылась дверь. Доктор отстегнул кофр. Выключил свет. Скинул халат прямо на диванчик. Вытянул из мешка предусмотрительно положенный на самый верх спальник, раскатил его на самом непыльном куске пола. Разделся, чтобы тело как можно больше расслабилось за ночь. Вытянулся на ровных досках, подмигнул собственному позвоночнику: полезно тебе, так-то!
И наконец-то заснул.
* * *
Проснувшись, доктор побрел в маленький каютный санузел. Такао и правда занималась людьми давно, помещений для них отрастила в достатке. Приведя себя в порядок, привычно щелкнул крышкой монитора, прочитал отчет за ночь. Успокоился: в медблоке новых проблем не возникло. Впрочем, если бы что и возникло, доктора бы подняли раньше — как случалось в предыдущие дни.
Двое суток перехода во Владивосток врач запомнил смутно. Погоды стояли предсказанные: волна три-четыре балла, ветер от крепкого к сильному. Тяжелому крейсеру радость; человеку же неприятное ощущение вокзальной толчеи в желудке.
Читать дальше