Кэт Фоллз - Нелюдь [litres]

– Отлично едем.

– Что здесь отличного? – Меня не волновало, что надсмотрщик слышит весь разговор. – Повозку тянет человек, между прочим, и ему очень тяжело.

Человек-бык был явно очень силен, но наш общий вес даже его заставлял пыхтеть, как паровоз.

– Ты как никто умеешь испортить момент, – проворчал охотник.

Мы ехали на восток, дождь стучал по крыше повозки, и постепенно стал слышен еще один звук – странный низкий стон, от которого моя кожа покрылась мурашками. Повозка повернула на юг и поехала вдоль изгороди из железных прутьев, за которой росли густые кусты и деревья. Стон усилился. Сквозь прорехи в зарослях я увидела каменные здания и когтистые руки, вцепившиеся в прутья решеток на окнах.

– Это зоопарк? – спросила я светловолосого.

Он кивнул.

– Они так шумят каждый раз, как мы поймаем «дикого», – раздраженно заметил он.

Стон усиливался, потихоньку переходя в яростный вой. Зараженные люди в клетках горевали по своему собрату. По моим рукам побежали мурашки, а Рейф встревоженно поежился. Было в этом звуке что-то, что звучало как угроза. Что-то, грозящее опасностью.

Но мы продолжали ехать на юг, и звук понемногу утих. Вокруг нас стеной встали небоскребы, заслоняя свет. Наш рикша с трудом волок повозку по решетчатой поверхности моста, сплошь заросшей вьюнками и лианами. Мне было очень жаль человека-быка, но мои руки были в прямом смысле связаны. Я ничем не могла помочь ему, и это ощущение полной беспомощности, словно углем, жгло меня изнутри.

На другой стороне реки сверкали кольца колючей проволоки, окружавшей Чикагское поселение. Все это напомнило мне Арсенальный остров: ворота и охранники в конце моста. Только на этих вместо камуфляжной формы были кожаные передники. Дождь перестал, и я пожалела об этом. Мне нравилось смотреть на плачущее небо, раз уж я не могла позволить себе заплакать. Моя экспедиция в Дикую Зону закончилась полным провалом. Все, что я добыла, – это пепел. Стоя в выгоревшем доме директора Сперлинг, я думала, что хуже ничего быть не может. Какая наивность.

Примерно через три мили мы остановились возле еще одной изгороди, на этот раз из высокого дикого шиповника, перевитого кольцами колючей проволоки. За изгородью виднелось высокое здание из светлого известняка, протянувшееся на целый квартал. Часть колючей изгороди отодвинулась, и рикша въехал внутрь. За изгородью тянулся роскошный сад, в конце которого виднелся большой огороженный прутьями участок. Я спрыгнула с сиденья и приземлилась рядом с позеленевшей от времени бронзовой статуей быка, который неприятно напоминал нашего рикшу Ирвинга, стоявшего рядом с ним.

Рейф спрыгнул с повозки и огляделся, осматривая огороженное поместье:

– Все лучше и лучше с каждой минутой, – пробормотал он.

Здание перед нами – которое можно было назвать замком – вполне сошло бы за вооруженную крепость. По обеим сторонам главного входа стояли вооруженные ружьями надсмотрщики. Несколько человек бросились к нам и принялись отвязывать прикованного к повозке «дикого». Сгорбившийся волосатый человек медленно выпрямился во весь рост, обнажив длинные клыки, блестевшие, словно сталактиты, в его пасти.

– Подготовьте его, – приказал Омар.

Один из надсмотрщиков схватил палку и принялся избивать гиеночеловека, пока тот не упал на колени. Остальные заставили его проползти на четвереньках через двор к прочной проволоке, где болталась цепь с ошейником, который они застегнули на шее зверочеловека.

– Что означает «подготовьте»? – спросила я нашего надсмотрщика.

– Они избивают его, чтобы разозлить, – ответил светловолосый, – но не так, чтобы покалечить. Всем интересно посмотреть хороший бой.

Я уставилась на него, думая, что это шутка:

– Кто-то будет драться с ним?

– Лучший способ проверить, годится ли новый надсмотрщик для этой работы.

«Дикий» был в ошейнике и на цепи, он не мог избежать ударов, но его избивали до тех пор, пока он не взревел от ярости и не попытался достать своих мучителей когтями. Я не могла больше смотреть на это и отвернулась. И обнаружила, что Омар наблюдает за мной.

– Так ты говоришь, что ты охотник? – Изуродованное лицо исказилось в ухмылке. Потом он повернулся к светловолосому надсмотрщику: – Пусть остаются во дворе, а я доложу королеве о наших гостях.

Он поднялся по ступенькам и исчез за огромной дверью. Надсмотрщики продолжали избивать ревущего от ярости гиеночеловека. Я повернулась и пошла прочь.