Кэт Фоллз - Нелюдь [litres]

– А почему бы и нет? У меня были еда, оружие, книги и комната для игр. Для ребенка это было отличное место. Я знал, как завести генератор, и смотрел старые фильмы. Это было хорошее время.

– Но тебе было всего десять лет.

– Слушай, сперва ты злилась, что Мак проводил со мной часть времени, теперь ты злишься, что он оставлял меня одного. Ты можешь, наконец, решить, что тебя больше возмущает?

Я вспомнила грубый календарь на стене камеры: это Рейф считал дни до возвращения отца с Запада. А я точно так же зачеркивала дни в календаре, с тоской ожидая, когда отец вернется домой. Даже я иногда пугалась мысли, что отец может не вернуться, – наверняка Рейф тоже боялся этого, когда был маленьким.

– То панно в библиотеке, – сказала я. – Это ты нарисовал.

– И что такого? Это моя стена.

– Там изображены ты, я и мой отец, не так ли?

– Я был еще маленьким, мне было скучно. Я уже не помню, что я там хотел нарисовать. Ладно, хватит, лучше выбери себе пистолет, – он указал на разложенное на рабочем столе оружие. – Ты же сама хотела выехать побыстрее.

Он не собирался больше говорить о своем детстве. Ну что ж, я решила оставить эту тему. На время.

Прежде чем пуститься в путь, мы все собрались на кухне и разложили на большом столе одну из принадлежавших отцу карт Чикаго. Эверсон старался не встречаться со мной взглядом, и меня это вполне устраивало. Я не злилась на него и не винила в том, что сделала его мать. Просто я больше не чувствовала себя рядом с ним так же спокойно и уютно, как прежде.

Письмо директора Сперлинг потерялось вместе с отцовской сумкой и мачете, но адрес я запомнила. Мы нашли на карте нужную улицу и зоосад в Линкольн-Парке. До того как убежать из города, Космо работал на ферме в зоопарке. У него были там друзья, которые могли передать весточку его матери в замке, чтобы она встретилась с нами. При наиболее благоприятном развитии событий мы бы покинули Чикаго, прихватив с собой маму Космо и нужную фотографию. Все остальные – неблагоприятные – сценарии я решительно выбросила из головы.

Эверсон вел джип прямо по разделительной полосе, лавируя между проржавевшими машинами, которыми было забито шоссе. Рейф дремал на переднем сиденье, а Космо сидел сзади со мной и рассказывал мне о Чикаго, хотя я рада была бы не слышать некоторые из его историй. Туман висел в воздухе, словно тонкая паучья сеть, вокруг царила пугающая тишина, только изредка нарушавшаяся птичьим криком. Примерно через час стало понятно, что мы приближаемся к городу. Все чаще встречались здания, но зато вокруг паслись целые стада оленей, лениво щипавших зеленую траву, которой заросли бывшие улицы. Мы пробрались через район небольших частных домов и бунгало, неплохо сохранившихся даже после почти двадцати лет полного запустения. Дома, магазины, церкви и школы все еще стояли, но все здания поросли ползучим кустарником и плющом.

По мере того как мы приближались к центру города, Космо вел себя все тише и наконец совсем замолк. Мы ехали на север по шоссе вдоль реки и наконец увидели перед собой стену вокруг Чикаго-Луп, бывшего делового центра города. Стена была куда более впечатляющей, чем изгородь из сплющенных машин вокруг Молина: бесконечные смертоносные петли бритвенной проволоки протянулись, казалось, на целые мили вдоль берега реки. Но проволока не была самым страшным элементом этой стены. Куда ужаснее были острые колья, вкопанные вдоль западного берега, на каждый из которых была насажена отрезанная голова какого-нибудь зверочеловека. Космо закрыл лицо руками, и я прижала его к себе.

– Этот ваш король. – Рейф обернулся к нам с переднего сиденья. – У него что, какой-то пунктик по поводу зверолюдей?

– Король ненавидит даже малейшие проявления зверя в людях, – пробормотал Космо.

Мы проехали мимо северной оконечности Чикагского королевства и продолжали ехать вперед, пока не достигли Линкольн-Парка. Эверсон припарковался среди ржавеющих остовов других машин, и мы осторожно вылезли из джипа. Рейф принялся собирать ржавые бамперы и ветки кустов, и мы помогли ему искусно замаскировать нашу машину. Я старалась думать только об этом, но, когда мы закончили работу, больше не могла не обращать внимания на насаженные на колья головы с белесыми мертвыми глазами и высунутыми языками.

Рейф подтолкнул меня вперед.

– Будет проще, если ты не будешь думать о них как о людях. – Он поморщился и посмотрел на Космо. – Я не хотел тебя обидеть.

Наверное, это можно было назвать прогрессом: по крайней мере, он почувствовал раскаяние, обидев зверочеловека.