Мадлен Л’Энгл - Большие воды [litres]

– Е… – начала было мантикора – и рухнула без сознания на отца и брата Тиглы.

Иафет быстро опустился на колени и пролез через отверстие в шатре, уже послужившее выходом для Хиггайона.

Мамонт ждал его снаружи. Он скулил от страха, но не хотел бросать Иафета.

– Бежим! – крикнул Иафет, едва лишь встав на ноги. И они побежали. Побежали не оглядываясь. Помчались в пустыню. А потом наведенная Рофокалем иллюзия развеялась, и Иафет понял, где они сейчас. Они находились в дальней части оазиса, на противоположной стороне от шатра дедушки Ламеха. Иафет кинулся к дому, почти не осознавая, что по боку его течет кровь.

Адмаэль-верблюд, Аднакиэль-жираф и Акатриэль-сова покинули свои наблюдательные посты и последовали за Иафетом и мамонтом в пустыню.

Еще никогда в жизни Иафет не бегал так быстро. Но вдруг у него закружилась голова. Все вокруг словно выцвело. Он медленно осел на песок. Хиггайон, чтобы остановиться, навалился на камень.

Акатриэль-сова опустился на песок рядом с молодым человеком и принял облик серафима.

– Он потерял много крови. Кровь все еще течет.

Аднакиэль-жираф наклонил голову и осмотрел рану Иафета, потом пригнулся так, чтобы дотянуться до рассеченной плоти языком. Он осторожно лизнул рану.

Адмаэль-верблюд галопом ускакал прочь. Хиггайон сжался на песке рядом с Иафетом и жирафом и заскулил. Аднакиэль продолжал вычищать языком рваную рану, оставленную копьем.

Когда та была очищена, Адмаэль вернулся и принес покрытый пушком лист, похожий на отросток кактуса, и осторожно приложил его к ране и держал, пока кровотечение не замедлилось, а потом и прекратилось.

Иафет открыл глаза. Его била дрожь. Он увидел серафимов, сменивших животные облики на собственные.

Акатриэль с глазами мудрыми, как у совы, которой он только что был, успокоил Иафета:

– С тобой все хорошо. Ты потерял много крови, и наконечник копья, возможно, был не особенно чистым. Но Аднакиэль промыл рану, а Адмаэль остановил кровь.

– И ты бежал слишком быстро, – кивнул Аднакиэль.

– Хиг…

Хиггайон осторожно коснулся руки Иафета кончиком хобота.

– Сень?

– Что произошло? – спросил Аднакиэль.

– Я отослал его с единорогом, – ответил Иафет, пытаясь сесть.

Адмаэль одобрительно кивнул:

– Это хорошо.

– А мы можем призвать Сеня обратно? – спросил Иафет.

– Так будет лучше, – сказал Аднакиэль.

– Ты? Или я? – вежливо спросил у мамонта Адмаэль.

– Оба, – тоном, не допускающим возражений, сказал Аднакиэль.

И единорог возник в короткой вспышке яркого, как солнце, света, заставившей всех зажмуриться. Рука Сэнди соскользнула с его шеи, и мальчик сполз на песок. Заморенный мамонт шлепнулся рядом с ним.

– Я уколол его моей стрелкой, – объяснил Иафет, – но они действуют совсем недолго…

Сэнди открыл глаза и сел.

Три серафима стояли, глядя на Иафета, Сэнди и двух мамонтов.

– Спасибо! – выдохнул Сэнди. – Спасибо тебе, Яф!

Иафет смущенно пожал плечами.

– Что с тобой?! – вскинулся Сэнди. – Ты ранен?!

– Все будет хорошо, – успокоил его Иафет. – Серафимы очистили мне рану.

– Идите домой, – велел Адмаэль. – Сэнди, ты можешь помочь Иафету. Он слабее, чем ему кажется.

– Но что произошло? – спросил Сэнди.

Иафет рассмеялся:

– Никогда бы не подумал, что я буду благодарен мантикоре, – однако же вот! Они убили бы меня, если бы мантикора не влезла в шатер и не помешала им.

Заморенный маленький мамонт прижался к Сэнди.

– Не бойся, – успокоил его Сэнди. – Мы не отправим тебя обратно. И что с ними случилось?

Иафет пожал плечами.

– Думаю, ничего, – сказал Акатриэль. – Я видел, как мантикора с рыданиями убегала прочь и вопила про еду. Стрелка отвалилась от ее лба.

Иафет рассмеялся снова:

– Мне ее почти что жаль!

– А теперь идите, – распорядился Адмаэль. – Иафету нужно поесть и отдохнуть.

– Единорог! – позвал Сэнди. – А ты куда?

Единорог замерцал и начал таять.

– Единорог знает, что он нам больше не требуется, – сказал Иафет.

На том месте, где только что стоял единорог, остался лишь слабый отблеск да запах лунного света и серебра.

Тем вечером они все сошлись в большом шатре. Иафет, над которым хлопотала Матреда, лежал на мягких шкурах, бледный, но улыбающийся, и потягивал укрепляющий бульон, который Матреда постоянно ему подсовывала.

Изможденного мамонта накормили, и теперь он лежал, свернувшись клубочком, рядом с Хиггайоном и Селой.

Сэнди с Деннисом то и дело с облегчением улыбались друг другу, а Сэнди снова и снова восхвалял Иафета и Хиггайона.