Мадлен Л’Энгл - Большие воды [litres]

Единорог ткнулся в него носом, так же ласково, как и мамонт.

– Я думаю, – прошептал Сэнди, – что до тех пор, пока я с тобой, мне ничего не грозит. Я абсолютно уверен, что Тигла не сможет к тебе приблизиться, и ее отец с братом тоже. Но если они попытаются и ты исчезнешь из бытия, возьмешь ли ты с собой нас с мамонтом? Если мы не заберем мамонта, они снова будут издеваться над ним. Ты заберешь нас?

Потом его посетила пугающая мысль. Он спрашивал Денниса, что тот чувствовал, когда исчезал с единорогом, и Деннис ответил, что вообще ничего не ощущал. Но вдруг так получилось потому, что у Денниса тогда был солнечный удар и лихорадка? Потом он вспомнил, как дедушка Ламех – или это был Иафет? – сказал ему, что единороги никогда никого не теряют.

Сэнди положил одну руку на единорога, а вторую на мамонта и стал ждать. Этот план куда лучше, чем идти куда-то с Тиглой или пытаться пересечь пустыню в одиночку.

– Понимаете, – сказал мальчик доверчиво прижавшимся к нему существам, – когда приходило время действовать, я всегда знал, что нужно делать, – и делал.

И он покрепче обнял мамонта и единорога.

Нефилимы собрались. Гордые. Заносчивые. Перетекающие во время речи в свои животные облики и обратно.

Рофокаль-комар сказал:

– Я окружил шатер иллюзией. Он стоит на краю пустыни, в самой дальней части оазиса, но иллюзия изображает, будто вокруг стада и рощи.

Иблис-драконоящерица спросил:

– А стоят ли эти великаны-близнецы таких хлопот?

– Я думаю, – ответил Рофокаль, – они знают нечто такое, что неизвестно нам. Когда я расспрашивал того, которого поймала для меня Тигла, он отвечал уклончиво.

Угиэль-кобра сказал:

– В воздухе витает опасность. Звезды подались назад. Я беспокоюсь за своего ребенка.

Наама-гриф подхватил с клекотом:

– Мы выбрали не говорить с Элем. Мы выбрали никогда больше не слышать Голос и не говорить пред Ликом.

Эртаэль-крыса предложил:

– Мы можем спросить у серафимов.

– Ни за что! – ответил Эстаэль-таракан.

– Но они по-прежнему говорят с Элем, – заметил Эртаэль. – И звезды по-прежнему говорят с ними.

– Мне безразлично, что там говорят звезды, – заявил Ишет-крокодил.

– Они могут поведать нам, – сказал Румиал – рыжий муравей, – грозит ли нам опасность.

– Откуда ей взяться? – спросил Иблис. – Мы же бессмертны.

– А тот, кого мы поймали, – произнес Рофокаль, – сказал мне, что он смертный. Если ему можно верить.

Наама-гриф щелкнул клювом:

– Я чую, что вскоре будет много поживы для нас.

– Почему? – спросил Рофокаль. – Что произойдет?

Иблис-драконоящерица спросил:

– Может мне кто-нибудь объяснить, что именно строит Ной?

– Хороший вопрос, – сказал Румаэль-слизень.

Рофокаль хрипло рассмеялся:

– Лодку! Так мне сказала моя Тигла. Он строит лодку!

– Лодку? – удивился Ишет-крокодил. – На кой ему потребовалось строить лодку?

Разиэль-червь спросил:

– А не могли ли великаны-близнецы рассказать ему нечто такое, чего не знаем мы?

– Нам нужно избавиться от этих великанов-близнецов, – сказал Рофокаль. – С тех пор как здесь появились они, все пошло не так.

– Ной помирился со своим отцом, – проклекотал Наама-гриф.

– И Ламех умер, – согласился Эстаэль-таракан.

– Моя красотка Иалит предпочла мне этих молодых великанов! – вознегодовал Иблис. – Они, должно быть, обладают некой необъяснимой силой, раз она променяла меня на мягкокожих, бескрылых созданий.

– А Ной строит лодку, – напомнил Рофокаль.

– А Матреда плачет, – добавил Румиал – рыжий муравей.

– Нам надо выяснить, – сказал Угиэль, – действительно ли эти молодые великаны смертные или нет.

Рофокаль снова хрипло рассмеялся:

– Отец и брат Тиглы выяснят это для нас!

В конце концов Хиггайон отыскал шатер, в котором держали Сэнди, потому что там был единорог. Иллюзия Рофокаля действительно заставила думать, будто этот шатер стоит посредине оазиса, и действительно изменила запах Сэнди. Но единорог пришел в этот шатер уже после того, как иллюзия была наложена. Хиггайон принюхался. Он почувствовал запах серебра и света. Он возбужденно боднул Иафета.

Иафет нерешительно приоткрыл полог шатра. Через отверстие проникло достаточно предвечернего света, чтобы он мог разглядеть Сэнди и единорога, уткнувшихся друг в дружку головами. Несчастный мамонт казался лишь сгустком тени под рукой у Сэнди.

– Сень!

Сэнди открыл глаза:

– Яф!

Молодой человек кинулся было вперед, чтобы обнять Сэнди, но тут же остановился, словно уткнувшись в незримую преграду. Свет единорога сделался ярче.