Андрей Валентинов - Лейхтвейс

– Побьедить не смогу, а вот обмануть – попьитаюсь.

– Русские не могут производить сложную технику, – подхватил Лейхтвейс. – Значит, и с ее использованием у них проблемы. В СССР имеется только два «марсианских» ранца, их наверняка берегут и не решаются испытать на предельных режимах. Уверен, мы летаем лучше. Они сильнее на земле, мы – в небе. И еще, господин майор… У того, кто нападает, всегда имеется преимущество.

Куратор на миг задумался.

– Допустим… В помощь нам еще один фактор. Русские умудрились сделать врагами практически всех. Прочитайте, там отчеркнуто.

На стол с легким шелестом легла газета. Лейхтвейс успел заметить – «Таймс», вчерашняя. Сам он по-английски не читал, потому за дело взялась Цапля. Развернула, нашла нужную заметку, вздернула брови.

– Ого! Пожар на нефтепромыслах в Баку… Огонь охватил огромную территорию… Потушить не могут, несмотря на все усилия… Эксперты предполагают, что имел место саботаж…

– Ранцы! – осенило Лейхтвейса. – Нефтепромыслы наверняка очень хорошо охранялись.

Карл Иванович усмехнулся.

– Не сомневайтесь, очень хорошо, едва ли хуже, чем сам товарищ Сталин. Остальное додумайте сами. Даю вводную: Рейх тут ни при чем.

Блеснул холодными, в цвет стали глазами:

– Пока ни при чем.

Гумилевский герой уже видел поле будущей битвы.

«Завтра мы встретимся и узнаем, кому быть властителем этих мест; им помогает черный камень, нам – золотой нательный крест».

Он заснул вечером, в неудачное время, поэтому сон был тяжел, словно одеяло, наброшенное в душную жару. Тени без лиц, лица без теней, чужие голоса, гулкое, протяжное эхо, отдававшееся болью в самых закоулках души. Он видел живых и мертвых, спорил с ними, пытался что-то доказать, но не слышал собственного голоса. Мир замкнулся каменной кладбищенской оградой, убежищем неупокоенных душ, он был мал и с каждым мигом становился еще меньше, смыкаясь неровным еле различимым кругом. Не вырваться, не уйти, даже не закричать. А потом сквозь неясный клубящийся сумрак на него взглянул холодный равнодушный лик Градивы. На этот раз Шагающая не упустила добычу, она уже здесь, рядом. Он успел вздернуть ствол винтовки Манлихер-Каркано и только потом вспомнил, что патроны давно кончились. Палец надавил на спуск, но вместо выстрела – лишь негромкий щелчок.

– Вот и все, бедный солдатик! – шепнули белые каменные губы. – Не бойся, это не больно.

Каменная маска неслышно соскользнула с лица, он догадался, кто за ней и что сейчас увидит, подался назад и ощутил всей спиной ледяной холод склепа, пещеры-вырубки в самой глубине Матеры. Сумрак поредел, и он понял: еще миг и взгляды их встретятся. «Не смотри!» еле слышно донеслось откуда-то из невидимых и недоступных высот, но веки, став холодным железом, застыли, впуская в самое сердце последний предсмертный ужас.

И тогда он закричал…

Умываться пришлось долго. Вначале не помогало, но потом Дикобраз решился и вылил прямо на голову целый кувшин холодной воды. Встряхнулся, провел ладонью по мокрым иглам. Отпустило. Вытершись насухо полотенцем, нетвердым шагом добрался до стола и, прежде чем упасть на стул, чиркнул спичкой и поглядел на циферблат своих наручных. Начало двенадцатого, вся ночь, считай, впереди.

Желтый огонь керосиновой лампы отогнал страх, рассеяв по темным углам. Снам князь не верил, кошмару же совершенно не удивился. После такого дня – немудрено. Он покосился на окно, прислушался. Собака молчала. Хоть это хорошо.

Непрочитанная газета – на краю стола. Ее доставили к вечеру, князь в нее даже не заглянул. Успеется! Ничего веселого на испачканных краской страницах все равно нет. Он потянулся к висевшему на спинке стула пиджаку, достал из кармана молитвенник, который за все эти дни ни разу не открыл, и бегло перелистал страницы. «Молитва об узниках», очень к месту. «Господи Иисусе Христе Боже наш, святого апостола Твоего Петра от уз и темницы без всякого вреда освободивший, прими, смиренно молим Тебя, жертву сию милостиво во оставление грехов рабов Твоих в темницу всажденных…»

Маленькая книжица имела долгую историю. Ее принес из темницы, из страшного замка Святого Ангела, прапрадед, просидевший там долгие десять лет. Молитвы предку не слишком помогли. «…Всесильною Твоею Десницею от всякого злого обстояния избави и на свободу изведи…».

Князь вернул молитвенник на место, потянулся за газетой и замер. Вначале подумалось, что по полу прошмыгнула мышь. Когтистая мышь – или даже на легких острых копытцах. Тук-тук-тук!.. Но уже вставая, понял – это не в комнате, хотя и совсем рядом.