Геннадий Прашкевич - Разворованное чудо. Повести и рассказы

- Мистер йети, за вами пришли… Видимо, родственник…

Звук моего голоса поверг пришедшего в изумление… Он заворчал и, неуклюже переваливаясь в снегу, отодвинулся на два шага, не спуская с меня пронзительного взгляда, в котором чудились и страх и упрек.

Ветер бросил на нас снежные хлопья, йети нервно мотнул головой. Почти сразу я повторил этот жест, почувствовав неуверенность своего гостя, и он, правда, отступил и несколько раз заунывно и длинно крикнул. Я не знал, что его вдруг насторожило, но он явно не хотел больше ни минуты оставаться на берегу озера - повернулся и большими скачками начал свой путь по леднику.

Я влез в палатку и сразу почувствовал, каким жаром Несло от больного, сжавшегося в своем углу… Доживет ли он до утра?.. Я подумал о нем с жалостью, как о младшем брате. Именно, как о младшем брате. И лишь потом в голову пришло: а, правда, сколько нам лет? Нам, всему человечеству?

Геологи научились датировать летопись планеты, астрономы вычислили возраст многих звезд, астрофизики- возраст Вселенной. Но когда, где и как появились мы - люди? И что следует считать днем нашего рождения?.. Не так просто на все это ответить, как кажется.

Наука беспрерывно пополняет звенья эволюционной лестницы, но далеко не все находки ложатся в одну

цепь - бывают странные вещи, никак не укладывающиеся в сознании.

Одну из подобных находок сделал в Африке в 1959 году археолог Луис Лики - окаменевшие кости одного из человеческих предков, названного им зинджантропом. Вроде бы ничего необычного. Но, продолжая работы, Лики нашел окаменевший череп другого существа, названного им «человеком умелым». И этот «умелый» по своему физическому типу был гораздо более близок к нам, чем зинджантроп. У него не было чрезмерно развитых надбровных дуг, низкого, скошенного назад лба, тяжелой верхней челюсти. Сенсационность же находки заключалась в том, что «умелый» был явно старше зинджантропа! То есть получалось, что примитивные человекообразные существа жили на нашей планете рядом с человекообразными, развитыми гораздо выше!

«Единственное объяснение,- думал я,- может заключаться лишь в том, что эволюционная цепь не так прямолинейна, как многие прежде полагали. Скорее, это не цепь, а дерево, отдельные ветки которого рано или поздно отмирают. Не случайно в антропологии возник термин - «тупиковая ветвь». Пример - тот же неандерталец, которого большинство ученых в наши дни отказывается считать одним из человеческих предков.

Могли же,- думал я,- быть времена, когда одновременно обитали на планете существа, весьма разные по своему физическому развитию и уровню мышления… Как долго они двигались параллельными курсами? И не представителем ли такой тупиковой ветви был мой простуженный пленник, сумевший пережить неандертальцев и кроманьонцев и сейчас так трудно умирающий в тесной палатке своего далекого потомка?..»

Ветер выл все сильнее, вносил сквозь щели мельчайшую снежную пыль. Близко к утру я расслышал сквозь его шум нечто вроде исполинского тяжелого вздоха. Палатку встряхнуло, и тотчас откуда-то пришло и стало шириться странное шуршание… Своей непонятностью, своей необъяснимостью оно страшило больше, чем надвигающаяся метель, и я бросился расшнуровывать полог, Но палатку уже приподняло, качнуло, и со всех сто-рон хлынули на меня ледяные струи воды. Не мешкая, я вспорол ножом днище, вывалившись прямо в мутную клокочущую воду. Новый налетевший вал накрыл меня с головой, бросил прочь от палатки. В лунном свете я увидел, *как фантастически медленно обваливаются со стен, окруживших озеро, ледяные искрящиеся козырьки. Они обваливались в черную воду, тонули в ней, поднимая перед собой вал, а потом вставали из пучин, как исполинские левиафаны…

Обвал ледяных глыб - это и послужило причиной столь странного наводнения…

Напрасно я бросался в катящиеся на берег валы - меня неизменно отбрасывало водой, и я так и не смог добраться до палатки, в которой остался больной йети.

Тупое, холодное отчаяние овладело мной. С дальнего склона с грохотом низвергся камнепад, я даже не взглянул на него. Куртка обмерзала на ветру, коробилась, я не чувствовал и этого. Одна-единственная мысль заставляла меня страдать - я вновь проиграл! Проиграл окончательно!

«Смирись,- сказал я себе.- Смирись… С самого начала этот йети казался слишком великим подарком…»

Основная масса Гималаев еще находилась в тени, но самые высокие вершины осветились солнцем и сияли в недостижимом для смертных небе. Не зря именно вершины населялись из века в век мстительными и злобными богами - шерпы всегда чувствовали нечто угрожающее в самой этой холодной, почти неземной красоте.