Вероника Батхен - Масло айвы — три дихрама, сок мирта, сок яблоневых цветов…

— Позвольте лишь два вопроса, достопочтенный. Почему чирьи во рту стали черными? И кто такой Ибн Сина?

Ариф громко сглотнул — ему как никогда хотелось горячего вина с пряностями.

— Черный цвет язв появился от шелковичного варенья, которое так любит дитя. Ягоды красят, больные места темнеют сильней, чем здоровые. А Ибн Сина — лучший врач на свете. В Исфахане его называли старшим сыном Отца Медицины, бессмертного Гиппократа. Надеюсь, это имя тебе знакомо?

— Да, достопочтенный. Торговец лошадьми в Корчеве, хазарин, выдававший себя за грека, звался Гиппократом — но при чем тут врачи?

— Мудрость — это воздержание от поспешности в проявлении, например, гнева по отношению к тому, кто совершает проступок, наказание за который непременно должно настигнуть его, писал Ибн Сина. Скоро пятница, Инг… Игнасий. После заката приходи ко мне в дом на Митридатову гору, отведаешь утку с айвой, сладкий сыр и долму по-армянски — лучшей не найдешь во всей Кафе!

Вечер удался на славу. Сатеник расстаралась — Ариф рассказал ей о бедном одиноком юноше, покинутом в чужом городе, и подкрепил слова парой сережек с лалами. Утка пахла так, что ангелы в раю сглатывали слюну, долма таяла во рту, лучшая дыня разложилась соцветием нежных ломтиков, а прозрачным кусочкам рахат-лукума, таящим в сердцевине сваренные в меду орешки, позавидовали бы и наложницы из гарема самого падишаха. Пока мужчины услаждали чрево, кроткая Сатеник наигрывала на сазе и напевала что-то приятным голосом. Подумать только!

От кальяна гость отказался, в вине проявил похвальную умеренность. И благоразумно сдерживал родник красноречия, ожидая, когда хозяин начнет задавать вопросы. Впрочем, Ариф не спешил и не спрашивал. Отослав Сатеник, он собственноручно сварил кофе, поставил перед Игнасием чашечку и уселся, удобно скрестив ноги:

— Ты не лекарь. Не знаешь канонов медицинской науки, не знаком с трудами учителей, не носишь перстень. В тебе нет страха и опасения, ты берешься за рискованные операции и неизлечимые недуги, не думая, чем заплатят за смерть больного. Расскажи правду — кто ты, Игнасий?

— Никто.

Юноша отвернулся к окну, обнял себя за плечи, будто замерз. Точь-в-точь, как некий беспризорник, везучий сын казненного визиря, целый год выносивший нечистоты в «доме исцеления», прежде чем пасть в ноги Учителю с мольбой о знаниях.

— Я Ингварь из Тументаркана. Моя мать, Забава, невольница, умерла вскоре после родов, я не знаю ни настоящего имени, ни страны, откуда она пришла. Отец, Хельги, был дружинником, побратимом князя Святослава, и получил красивую рабыню в подарок. Шептались, что мать пришла к отцу непраздной. И вправду, князь заботился обо мне и оставил среди отроков, когда отец женился. В ратном деле я не преуспел, поскольку с детства отличался слабым здоровьем. Болезни привели меня к дружбе со старым Йосифом, княжьим лекарем — он умел смешивать сладкие лекарства и напевал смешные песенки, чтобы утешить сиротку. Я ходил за стариком как ягненок за мамкой и учился всему, что мог. Как утешить боль, смягчить желудок, вызвать рвоту, пустить кровь, вывести камень из мочевого пузыря и выпустить воду из чрева, как собирать травы и смешивать их, варить и настаивать на меду. У нас не было книг, старик наставлял меня по памяти, а она слабела с каждым годом. Поэтому я смотрел по сторонам. Дергать зубы меня научил кузнец, вправлять вывихи и вылущивать размозженные пальцы — княжий дядька. Греческий подарила молодая жена князя — она скучала в тереме и забавлялась, балуя меня. Азам кириллицы наставил монах — он не раз заговаривал со мной о постриге, не иначе с ведома Святослава. Я отказался.

— Дитя превратилось в отрока, у птенца прорезались крылышки. Почему ты оставил Тументаркан?

— Изяслав, старший брат Святослава, умер, князь собрался в Киев. Я не хотел уезжать, да меня и не звали особо. Тументаркан достался князю Глебу, с ним прибыл ещё один княжич, Ростислав. Моё положение изменилось — пришлось прислуживать в доме, земно кланяться тем, с кем раньше сидел за одним столом. Однажды я подслушал, что княжич, угрожая страшными карами, приказал Йосифу изготовить яд и смешать его с лекарством от желудочных колик, часто мучивших нового князя. Лекарь наотрез отказался, тогда Ростислав пообещал, что все равно отравит брата и обвинит в отравлении колдуна-иноверца. Я никогда раньше не видел, чтобы старик плакал. А ведь он заменил мне отца. Я предложил Йосифу бежать в Корсунь или Солдайю, подальше от княжьей грызни. Старик согласился.