Аркадий Стругацкий - Жук в муравейнике. Повести

А по Стругацким мысль не только право — обязанность каждого.

Читатель «Жука в муравейнике», хочет он того, или нет, думает напряженно, распутывая псевдодетективные сплетения сюжета, и не догадываясь, что думать придется и тогда, когда он закончит чтение.

Кто прав, Максим или Экселенц? Кто такой Лев Абалкин — живая мина замедленного действия или несчастный загнанный человек? Ответа нет и не будет, ибо книга уже написана, и все доводы «за», и все соображения «против» уравновешены в ней абсолютно — как белые и черные квадраты на шахматной доске. Это псевдодетектив: неопределенность не устраняется по мере приближения к концу, а нарастает с каждой страницей, особенно в последних шести главах — до последнего столкновения черного с белым в завершающих строках: Экселенц стреляет — «против»; рука тянется к «детонатору» — «за». Подчеркну еще раз, это очень важно: неясность создается не потому, что часть информации укрывается от читателя (как иногда делается в детективах), напротив — фактов вроде бы слишком много, но каждый уравновешен противоположным. Вот пример. Факт «против»: друг Абалкина Щекн — Итрч отказывает ему в убежище, ссылаясь на то, что не может вмешиваться в дела землян. Экселенц толкует это однозначно: Щекн почувствовал, что Абалкин уже не человек, а враг землян. Но Максим противопоставляет факту «против» свои «за»: во — первых, Щекна нельзя считать другом Абалкина в человеческом смысле: у него иные понятия о межличностных отношениях; во — вторых, по отрывочным сведениям о народе Щекна, можно предположить, что взаимодействие в коллективе он ставит много выше, чем земляне. Поэтому Щекн мог излишне драматизировать личный бунт Абалкина и необоснованно посчитать бунтаря врагом общества. В-третьих, между людьми и Щекном — непреодолимый. лингвистический барьер, и возможна любая путаница.

Итак, неопределенность. Может быть, беспощадно застрелен невинный; может быть, предотвращена гибель мира; наконец, не исключено, что утеряна возможность перспективного контакта с иной цивилизацией. В стандартном детективе тоже иногда ставится знак вопроса: не пострадал линевинный, не восторжествовало ли зло? Ставится горестно, чтобы обозначить несовершенство и несправедливость закона и всей карающей структуры. Но в «Жуке» горечи нет. Коллизия «один человек или весь мир» — так, как она развернута Стругацкими — выдвигает на передний план две непреходящие ценности: человеческую жизнь и цивилизацию. Не «или», а «и»! Если Экселенц совершил страшную ошибку, убив Абалкина, то лишь под влиянием огромного чувства ответственности за всю землю. Но главное, что его оправдывает — безрезультатные муки выбора, которые он испытывал на протяжении сорока лет, ужасающие муки страха за человечество, борьба разума и совести. И если он все — таки ждал буквально до последней секунды, то лишь потому, что единичная человеческая жизнь была для него ценностью, соизмеримой с ценностью всего человечества.

Мир повести «Жук в муравейнике» прекрасен. Не только картинами благоустроенной, щедрой и доброй Земли, возникающими то и дело между кадрами детективного действия, но еще и людьми — их доброжелательностью, совестливостью и чувством ответственности.

Следующая повесть, которая ждет читателя, как бы поворачивает на 180 градусов тему «Жука в муравейнике»: гражданский долг заменен гражданской безответственностью. Поэтому глобально мыслящего героя сменяет «маленький человек», по — другому — «мещанин», еще по — другому — потребитель. Тема труднейшая и неблагодарная, ведь сколько было написано о мещанах — не счесть, и чего только не было написано! От злобных сатир до сочувственных, почти апологетических вещей экзистенциалистов. Поток западноевропейской литературы XX века двинулся в сторону «малых сих» — что само по себе прекрасно — но как бы автоматически, в неизбежных поисках конфликта, эта литература ставит человека в позицию, враждебную обществу. Мещанин оказался главным и притом положительным героем.

«Второе нашествие марсиан» — памфлетное и полемическое произведение. Осмеивается капиталистическое общество, плодящее трусов и мещан, идет полемика с дурной литературной традицией, возвеличивающей труса и обывателя. Стругацким пришлось искать безошибочный прием, с помощью которого можно было отчетливо и просто показать мещанина в его настоящем виде, без сюртука и галстука, так сказать.

И они пришли к теме подарка.