Владимир Перемолотов - Вторая и последующие жизни [СИ]

Вся эта шобла, по-хозяйски оглядываясь, двинулась к нам. Следом потянулось несколько человек, выбравшихся из микроавтобуса, на ходу расчехляя камеры и удочки микрофонов.

- С народом хотят пообщаться, - предположил Петрович. - Зачнут сейчас мозги пудрить... Про спокойную и сытую старость. Ублюдки...

По лицу Борисыча пробежала судорога.

- А вот и наши дорогие ветераны... - масляно улыбаясь, начал господин Матросов. - Наш, так сказать, золотой фонд. Культурно развлекаются...Для чего нами созданы все условия.

Я, неслышно булькая, наполнялся злобой. Этот тип, эта рожа, две недели назад заасфальтировала детскую площадку перед нашим домом, устроив там платную автостоянку, хотя перед этим на собрании жильцов клятвенно обещал, что ничего такого дворовый ремонт не предусматривает, обвинял нас, что не те голоса слушаем...

- Вот для этих людей мы и работаем, себя не жалея!

Камеры зажужжали, и из ДЭЗ-начальника полились замечательно обтекаемые обороты: о трудностях, об отдельных недостатках, о правильной критике, а также о том, что нельзя замечать несомненных достижений и правильности курса, которым движется наше демократическое общество... Телевизионщики жужжали своими камерами, бодигарды, словно отключившиеся от действительности роботы, неподвижно стояли по бокам, изредка поглядывая на нас.

Борисыч закрыл глаза. Рука стиснула палку, прорастая старческими синими венами.

- Абрамыч дай таблеточку. Мочи же нет терпеть все это.

Семен Абрамович затряс головой.

- Что ж вы жадничаете? Помогите товарищу! - проявил заботу господин Матросов, кося глазом на камеру.

Глядя ему в глаза, Борисыч наклонился к столу и потянулся к коробочке. Абрамыч хотел её забрать, но тот оказался быстрее.

Щелчок, резкое движение руки... Если б мы были профессионалы, натасканные на обезвреживание шпионов, то может быть кто-то из нас и успел бы, но... Не были мы профессионалами! Вот в чем беда!

Борисыч сглотнул и резко ослабев сел прямо на землю. По лицу побежали крупные капли пота, его затрясло... Тело выгнулось, и, расслабившись, осело на землю, словно лишенное костей.

- Ну, вот и полегчало товарищу! Да, господа! Современная медицина просто творит чудеса!

Я дернулся встать, но тяжелая рука припечатала меня к лавке.

Амбалы сдвинулись, загораживая плечами нашего товарища от камер. Рука одного из них отодвинула телеобъектив, направляя его на господина Матросова.

- Но давайте, все-таки, в такой замечательный день не будем говорить о грустном!

- Ты мне не товарищ, - раздался голос из-под стола. - Я с тобой, гнида белая, на одном гектаре срать не сяду....

Наш друг плечом вперед протиснулся сквозь охрану и, ухватив в горсть доминошки, распорядился ими как герой в известной комедии шахматными фигурами - размазал их по лицу нашего управдома.

Послышался звук не то "ах" не то "ох" и все на секунду замерло, только камера продолжала жужжать. В этой громом обрушившейся тишине кости одна за другой стали отклеиваться и стукать по столу.

Кап... Кап... Кап....

- "Лошадью ходи"... - пробормотал кто-то из телевизионщиков, оценивших ситуацию.

- Вы что себе позволяете? - взвизгнул начальник, утираясь. На его лице некрупными прямоугольниками начали наливаться синяки.

- А ты зачем, мерзавец, детскую площадку заасфальтировал? - вернул ему вопрос Борисыч. - Самого бы тебя за это под асфальт закатать...

Оплошавшие охранники ухватили его за плечи, но тот каким-то детским, пионерским еще, приемом вывернулся из захвата. Ну, кто мог ждать от старика такой резвости?

А потом, подхватив мою палку за середину, ткнул ею обоих охранников и те кеглями разлетелись в стороны. Такой силы у него не было. Точнее не могло быть, и я понял, что заработала профессорская таблеточка.

- Прощай, Борисыч! - прошептал я. Мои друзья жадными глазами смотрели, как наш друг творит Революционную справедливость.

Что стало ясно с первой же секунды, так это то, что это накатила вполне контролируемая ярость: он, подхватив вторую палку, охаживал только управдома и его охранников.

Не было там каких-то хитрых приемов, особенно таких, какие показывают в азиатских фильмах. Простые удары, но от всей души. А вот прессу ОН не трогал. Они отбежали к автобусу и снимали, снимали, снимали...

Необузданной ожесточенности в Борисыче, наверняка хранилось больше, чем в хомяке, но ОН не сумел переступить в себе какой-то черты и бил не насмерть. Один раз только ОН отклонился в сторону - когда уже лежащий в крови и соплях управдом заорал: