Юрий Леляков - Экскурсия в прошлое

— Понимаю, — горестно вздохнул он…

(Но да — сам же согласился, после долгих обсуждений и колебаний: отправиться — именно в то время!

Решив, вместе с товарищами: именно там — важнее всего побывать, именно оно — лучше всего характеризует эпоху! В нём — как бы сконцентрировалось всё! И — уже достигнутое к моменту вероломного нападения фашистов на первую в мире страну социализма; и — то, что было потом: все ещё не сбывшиеся к тому времени надежды, нереализованные планы — которые и пришлось отстоять советскому народу в войне…)

— Но ты… Так уж придётся: как бы будешь послан по поручению одноклассников — тех, согласно легенде — побывать в прифронтовой полосе! Чтобы выяснить, как обстоят дела на фронте… Собрать информацию — для жителей, оставшихся в городе… А на самом деле — для нас, здесь… Что ж делать — такая легенда! Ты должен побывать — и рассказать здесь: какими были те времена, и люди — там…

И он тогда — ничего не ответил…

Лишь подумал — в глубине души, едва осознанно: нет ли всё же — какого-то элемента обмана, нечестности? Ведь он отправится из своего, безопасного времени — в прошлое, где люди по-настоящему гибнут и рискуют жизнью!

Но и отправится — с достойной целью! Увидеть и рассказать — каким были те люди, как жили и умирали — чтобы нынешний мир мог стать таким, как есть…

И как повеяло тем «ароматом эпохи», аурой легенд — когда его стали уже конкретно инструктировать: как вести себя там, в той эпохе! С её легендарными (но уже и ставшими вдруг такими «практическими» для него) подробностями: военной формой, знаками различия, этим «пароль — отзыв», даже — «отданием чести»… И вообще — куда и как подойти (ведь шла война!), как там говорить, о чём и как спрашивать…

И он с удивлением узнавал, как за эти века немного изменилось даже произношение — учась по сохранившимся записям говорить «как тогда»! И сама лексика… Так необычно было усваивать привычное тогда строение речи — будто ещё более входя в ту эпоху, проникаясь самим духом жизни тогдашних людей…

…Термины, аббревиатуры, марки оружия — своего и вражеского… Названия тогдашних учреждений — со «своей» стороны, впрочем, тоже чаще «свои» привычные… Хотя были и незнакомые, связанные лишь с суровым военным временем: та же «комендатура», например, или «особый отдел»!..

И уже — так и представлял (возможно, по давнему фильму, который когда-то видел): ночью, под единственным фонарём с тусклой жёлтой лампочкой — и почему-то зимой, в белых мерцающих струнах метели (хотя сам туда отправлялся летом) — эта «комендатура»!.. Или «подпольный обком ВЛКСМ» (тоже, наверно, из какого-то фильма) — группа людей в не военной даже, а какой-то «полувоенной» одежде того времени, собравшаяся почему-то прямо на лесной поляне; кто-то — с каким-то протоколом в руке, или — произносит речь!.. Но это так — пока, по знакомым из книг и фильмов образам — а каким увидит всё наяву?..

Что, вправду увидит на дверях учреждений — объявления, похожие на это: «Райком закрыт, все ушли на фронт»; листовки на столбах, чёрные длинные рупоры динамиков (ведь радиоприёмники тогда были не у всех)? И — услышит, стоя в толпе там: как через них объявляли и сводки Совинформбюро, или воздушную тревогу?..

Нет, но… можно же будет рассчитать — и в самое опасное место и время его не пошлют! Он ведь должен — не напрасно рискнуть собой, не сделать так, чтобы кому-то пришлось идти на лишний риск, спасая его — а побывать там и вернуться! Он — не участник боёв, он — свидетель! Его дело — увидеть и рассказать! А для этого — быть заранее готовым к тому, что может там увидеть; и — как себя вести, чтобы не создать каких-то ложных положений…

И своими трудностями, лишениями — та эпоха тоже как-то сразу «повернулась» к нему при этой подготовке… Очереди в магазинах; комендантский час — когда нельзя было свободно ходить ночью по улицам, как теперь; документы — которые надо всегда носить с собой… Но — тут-то он понимал: когда сколько людей на фронте, все силы брошены на победу над врагом — нельзя выделить кого-то «лишнего» для обычных мирных дел! И надо же — не пропустить, не прозевать среди множества оставшихся в тылу мирных людей — даже одного пробравшегося туда скрытого врага, диверсанта…

Ну, а что всё же подсознательно тревожило…

Возможность — нелепостей, ложных положений, о которых не хотелось и думать!

Там ведь… в шпионы где-то набирали, и забрасывали в советский тыл — взрослых? Никто не мог бы, не должен принять за кого-то подобного — его, мальчика!