Валерий Строкин - Небесное Притяжение

— Максим, не переживай, насчет старшины, — он улыбнулся, поправил на носу очки.

— Я не переживаю.

— Ты не понял, я хотел сказать, что если что — мы вместе. — Улыбка Хвалея стала шире.

— Спасибо Дима, конечно вместе. — Я пожал руку.

От Димкиных слов, кошки скребущие сердце, разбежались. Неприятный осадок, от стычки с Аникиным смыло. Слово «вместе», означает, что не один. Не представлял Димку машущего кулаками. По нему видно, что он добрый и честный парень, никогда не хулиганил, хоть и был в обезьяннике. Но…сказанные вовремя слова, это уже помощь.

На плацу загрохотал барабан. Со стороны штаба, из раскрытого окна донесся пробный запуск гимна, у замполита хранилась пластинка с патриотическими песнями. Сквозь оконные стекла было видно, как из штаба вынесли полковое знамя, с золотыми длинными кистями.

— Аты-баты, шли солдаты, — пробормотал Гнеденок.

Для солдата, присяга двойной праздник. После чтения грамоты на верность служения Отечеству и целования знамени, при звучании государственного гимна, мы промаршировали по плацу и отправились в казарму. Ротный объявил: «Вольно! Запомните этот священный день, вы присягнули на верность служения Родине. Сегодня для вас красный день календаря — выходной». Ответом было троекратное «Ура».

Парадную форму разрешили носить до отбоя. Снова построили и повели в клуб на просмотр художественного фильма. Для молодых бойцов прокрутили: «В бой идут одни старики». Видел фильм более десятка раз, тем не менее смотрел с удовольствием. «Там смуглянка, молдаванка собрала виноград…». Игру Быкова и Олялина, как и всего актерского состава, можно не комментировать…

— Запомните, салаги, в названии фильма кроется сакраментальная истина — в бой идут старики, — изрек Маркулис выводя нас из клуба.

— Почему не разрешили пригласить на присягу родителей? — спросил, стоящий в конце строя маленький Дылдин.

— Боец — двадцать отжиманий, — холодно изрек Маркулис.

— За что?

— Еще двадцать.

— Есть! — Дылдин упал на землю, принялся кряхтя отжиматься.

— К старшему по званию обращаются предварительно назвав его звание, — пояснил Маркулис. — Боец, ты служишь в Специальных Военных Войсках, здесь обходятся без родителей. Запомни и процитируй в письме.

До обеда оставалось время и Маркулис великодушно разрешил подышать свежим воздухом возле курилки. На пятнадцатом отжатии Дылдин обессилено прижался земле.

— Парадная форма бойца должна быть чистой и выглаженной.

Фуражка Дылдина упала, обнажив рыжую голову.

— В роте все разгильдяи, а ты волосы на пробор носишь.

Гнеденок хмыкнул и полез в карман за блокнотом и ручкой. В последнее время он с ними не расставался, записывая изречения командиров.

— После ужина чистка Авгиевых конюшен, до отбоя. Встать, боец. — Авгиевыми конюшнями назывались туалетные кабинки.

Маркулис зевнул и посмотрел на часы.

— Для вас, салаги, только все начинается.

— Или заканчивается, — в тон сержанту сказал я.

Маркулис навел на меня холодные, как Балтийское море, глаза.

— С тобой, Клон, разговор будет особым.

«Итак, Аникин успел настучать», — подумал я. «Особый разговор может закончиться несколькими вариантами: мне объявят несколько нарядов в не очереди, сошлют на парники, или на подсобное хозяйство к свинкам».

На подсобных хозяйствах работали хмурые, неразговорчивые сельчане. Их привозили на автобусе с дальнего колхоза. Свинарник располагался, можно сказать в реальном мире — за пределами части, примыкая к колючей проволоке. Иногда бойцов посылали в помощь, для уборки помещений, чистки поилок. Командование не хотело рисковать личным составом и молоденьких солдат посылали в гости к свинкам неохотно. Были случаи, когда «помощников» приносили в роту в полубессознательном состоянии, с красными рожами, напитанными термоядерной свекольной самогонкой.

Я отвернулся и мрачно уставился на зеленый двухэтажный корпус клуба, окруженный цветущей сиренью и кустами недозрелого крыжовника. Июнь. Глубоко вдохнул цветочный запах, чувственные восприятия в армии становятся глубже и насыщеннее. Понимаешь, какими важными становятся мелочи, на которые раньше не обращал внимания.

— Товарищ старший сержант, а в чем заключается наша служба? — донесся голос Хвалея.

— Ты что, боец, до сих пор не понял?

— Никак нет.

— В служении Родине, салага. — Маркулис выстрелил окурком в сторону плаката: красная женщина тревожно простирала к нам руки, черная надпись лаконично гласила: «Родина-мать зовет».