Валерий Строкин - Небесное Притяжение

— Ничего бойцы, — обнадеживал сержант, — через полгодика из вас таких солдат сделаем, девки косяками бегать будут.

За спиной дневального размещалась комната дежурного по роте. Обычно, там сержанты и офицеры, со времени принятия дежурства и до сдачи, азартно играли в нарды или домино. Рядом, за стальными прутьями, блестело на козлах оружие; в нишах, на пронумерованных полках, лежали подсумки с противогазами; стояли ящики с боеприпасами, длинный стол с зеленым сукном, заляпанным масло, для разборки и проверки оружия.

Левое крыло казармы занимало спальное помещение. С двух сторон от навощенного красной мастикой прохода размещались двухъярусные кровати. Четыре кровати с узким коридорчиком образовывали кубрик. Один из кубриков заселили мы. Мы — это значит: на верхнем ярусе спали Димка Хвалей и я; под нами — Гнеденок Кирилл и Губов Сергей.

В конце красного прохода памятным обелиском возвышалась тумба с телевизором, для обязательного вечернего просмотра новостей. Там же стоял проигрыватель пластинок, собранный Ноем еще до потопа. Над роскошью бытовой аппаратуры нависал портрет дедушки Ленина. Вождь ласково улыбался и лукаво щурился в глубь коридора, пытаясь разглядеть, чем занимается дневальный. За тумбой прятались двери кабинетов командира роты и его заместителя.

Правую половину занимали: большая комната, которую называли красным уголком; санузлы, каптерка и еще одна комната, на её двери висел амбарный замок, взятый на прокат из замка Черной Бороды. Единственная комната, которая не имела опознавательных табличек, освещающих для чего она служит и что в ней находится. Гнеденок прозвал её комнатой Черной Бороды, и добавил, что в каждом замке должно быть свое ноу-хау.

Со стороны нашего кубрика, окна казармы выходили на плац. За площадью находилось белое двухэтажное штабное здание и тянущийся за ним серый бетонный забор, украшенный колючей проволокой. Из-за стальных колючек торчали верхушки елей.

— Колючка всегда укажет верное направление как выйти к реальному миру, — сказал Хвалей.

— А мы в каком? — удивился Гнеденок.

— В потустороннем.

Окна противоположной стороны показывали такую же казарму, заселенную старослужащими. В стороне, к небу вытянуло щупальце черная труба котельной. Рядом, блестели на солнце пленки парников — наше подсобное, витаминное хозяйство.

В поле видимости не попадали: футбольное поле, спортивный городок, ворота контрольно-пропускного пункта, столовая, клуб и боксы с машинами; огороженная железной сеткой офицерская зона, состоящая из: трехэтажного общежития, маленького магазинчика и детской площадки, на которой никогда не было видно детей. Проход в офицерскую зону, солдату строго заказан — в магазинчике можно купить не только печенье и варенье, но и кое-что покрепче. Часть окружал, как упоминалось, высокий забор с колючей проволокой — надежная граница от реального мира, по Хвалею. Реальный мир скрывался за дремучим еловым лесом, по тропам которого бегали медведи-оборотни, зайцы, колобки и бесстрашные старослужащие — в ближайшую деревню за самогоном.

— Рота, подъем! — прогремел Маркулис, поднимаясь из-за стола и поправляя на животе болтающуюся бляху. — Строиться. — Завтрак закончился.

Курсанты выбежали на посторонние.

— Чуяло сердце — не наемся, — проныл за спиной Губа.

— Тут тебе не там, а там, не как здесь, — ответил я. Выражение Оганесяна стало крылатым и любимым народными массами.

Рота построилась напротив столовой, шумно двигала носами, стараясь определить, что приготовят на обед. Я доверял мнению Губы.

— Серега, сегодня перловка или муравьиные яйца (так Кирилл прозвал рис)?

— Нет, сегодня пюре и котлеты.

— Врешь, — Гнеденок недоверчиво покосился на Губу.

— Чувства меня не обманывают, — обиделся Сергей. — Я всегда знал, когда можно выходить на улицу, а когда нет.

— Не понял?

— Наша квартира находится в микрорайоне химиков, сам знаешь, там каждый месяц аварии или утечки всякой дряни в виде соединений хрома, натрия, цинка, никеля и прочих гальванических.

— И поэтому ты такой чувствительный? — спросил я.

— Не знаю, как у нас говорят: всяко разно — это не заразно.

— Разговорчики! Вот, что обормоты, — Маркулис улыбаясь, оглядел строй.

— Кто скажет, какое сегодня число?

— Пятница, тринадцатое, — отозвался Рыжков.

— Что это означает?

— Что-то нехорошее, — пробормотал Гнеденок.

Все рассмеялись.

— Отставить смех! Это означает, что прошел месяц.