Валерий Строкин - Небесное Притяжение

— Встать боец, приказа отжиматься не было, — Маркулис ухмыльнулся. — Будешь пятым, узнаешь, что такое ЧК.

ЧК расшифровывалось просто — чистка картофеля. Мы попали в распоряжение толстого молдаванина Сырбу — шеф-кок, начальник ложек, поварешек и котелков, наследный раздатчик масла и его превосходительство резчик хлеба. У него было круглое лицо, похожее на блин, густо смазанный маслом; или круг пошехонского сыра. Его фигура напоминала стройный сан борца сумо вышедшего на пенсию. Увидев его я понял, почему в столовой нельзя попросить добавку. Он принял нас в тамбуре, внимательно осмотрел, подсчитывая какой урон могут нанести наши желудки попав в храм пищеварения и приготовления. Подсчеты удовлетворили, Сырбу откусил пол батона и кивнул, чтоб мы шли за ним. В подсобке, примыкавшей к кухне, указал на три мешка картошки и ванну с водой. Кадык, величиной с небольшую дыньку, подпрыгнул; пол батона упало в желудок.

— Чистую картошку кидать в ванну. Увижу кожуру — сожру, — после таких многозначительных слов, он величественно удалился.

— Людоед, — пробормотал Кирилл.

— Такой может, — согласился я и посмотрел на маленького Дылдина. Тот поежился и демонстративно отвернулся.

— Ему бы королевскую мантию и в книжку Юрия Олеши, — сказал Димка.

— Куда? — спросил Кирилл.

— Есть такая книжка — «Три толстяка».

— Ну да…не знал.

В соседней комнате звенели котлами и мисками поварята. Один из них принес тупые ножи.

— Зачем я спросил про это проклятое ЧК? — заныл Дылдин.

— Любопытство наказуемо, — рассмеялся Кирилл, усаживаясь на табурет.

— А ты зачем вызвался?

— По долгу дружбы, Дылдин. Понимаешь?

— Нет.

— Объяснять не буду. Присаживайся Дылдин, бери ножик, картошку и поехали.

Мы расселись на табуретах и принялись освобождать картофель от мундиров. «Освобожденный» картофель исчезал с бульканьем в ванной.

— Если картофель рубить квадратиками, меньше времени уходит на чистку, — поделился опытом Гнеденок.

— Так от картошки ничего не остается. Если твои художества увидит Сырбу, он тебя съест, — сказал Губа.

— Не переварит, — хмыкнул Кирилл. — Редкий страус добежит до середины Днепра.

— Кирилл, а где ты работал? — спросил я.

— В ремонтном — маляром.

— А я думал, что где-нибудь в средствах массовой информации.

— Почему?

— Балаболишь смешно и непрерывно.

Кирилл покраснел.

— Насчет непрерывности обижаешь. Кстати, у меня девушка на радиоточке работает. Я ей помогал иногда делать музыкальные и юмористические передачи.

— У тебя есть талант, — заметил Димка.

— Неужто?

— И я чую, — подтвердил Сергей.

Мы рассмеялись. Мешки потихоньку пустели. Ванна наполнялась картофелем. В дверной проем втиснулось лицо Сырбу.

— Кто Клоун?

— Клон, — поправил я, стискивая зубы и чувствуя в желудке неприятный холодок.

— Клон.

Я поднялся.

— Выйди на минуту, к тебе пришли, — лицо Сырбу ничего не выражало.

Я метнул нож в кучу кожуры. Встали с табуретов Хвалей, Гнеденок и Губов. Дылдин недоуменно смотрел снизу вверх. Я улыбнулся.

— Ребята, спасибо, с Аникиным я разберусь сам.

— Уверен, что он пришел не один. — Сказал Димка.

— Все равно, — пожал плечами. — Скоро приду, не вмешивайтесь. — Я быстро вышел из комнаты.

— Мы будем ооновскими наблюдателями! — выкрикнул в спину Гнеденок.

В обеденном зале ожидали: торжествующе улыбающийся Аникин и его два подельщика из соседней роты. Вот уроды…И без Губы можно было догадаться, что он придет не один…Начала закипать злость, такая же, которая часто вспыхивала во времена «обезьяньих» годов, когда казалось, что против меня весь мир и так хотелось восстановить обиженную справедливость.

— Что, Клоун, поговорим?

— Придется, у тебя плохая память на фамилии, — как можно небрежнее ответил я.

Старшина перестал улыбаться, понял, что запугать не получится.

— Прекращай, борзеть боец, — подал голос рябой ефрейтор.

— Во-во, — поддержал второй: широкоскулый, с развитыми надбровными дугами, так что глаза смотрели на мир из темноты. Он и говорил одними междометьями.

Троица медленно двинулась навстречу. Ну, что ж, как говорили в «обезьяннике»: в драке нет правил, при явном преимуществе соперника используй всё, что есть под руками.

— Кии-иййяяя!!! — завизжал я, вызывая оторопь у наступающих и поднял скамью, на которой сидели во время обеда.

— Я воспитывался у шаолинских монахов! У меня тридцать четыре черных пояса и пять в золотую крапинку! — выкрикнул я, широко размахиваясь.