Валерий Строкин - Небесное Притяжение

Аникин первым не выдержал психической атаки. С криком: «Наших бьют!», — понесся к выходу.

Его нукеры замешкались и скамейка обрушилась на них сбивая, как кегли, на пол.

— Ты, чё?! Обалдел?! Больно!

— Во-во!

Я вновь замахнулся:

— Повторить?

— Нет.

— Во-во.

— Что?

— Нет!!! — проорал автор междометий.

Скамейка упала рядом с лежащими, согласно поговорки таких не бьют. Приседая, не сводя с меня глаз, два товарища попятились к выходу.

— Круто, — сказал Сырбу, показавшись в окошке хлеборезной, запихивая в рот бутерброд, кажется на нем было больше масла чем хлеба.

— Полная виктория, — объявил ооновский наблюдатель Гнеденок. Хвалей показал два пальца в форме «V».

В ту ночь приснилась красная тачанка-растовчанка.

Урок труда, на заготовку — обрезок трубы, надо было нанести резьбу в три четверти дюйма, после чего отрезать участок с резьбой с помощью электропилы. Резьбу я нанес, а вот пилу заклинило и лезвие взвизгнув сломалось. Один обломок с силой ударил в защитный экран из стальной сетки. Рубцов, учитель труда, ветеран афганской войны, с широким лиловым шрамом, делившим узкий лоб на две половины, завис надо мной.

— Ты, что, сволота, инструмент портишь? — сильные руки подняли меня и как пушинку швырнули на стену. Больно ударившись, я не выдержал, вскрикнул и сполз на пол. В мастерской установилась напряженная тишина, только в одном из углов негромко шелестел электронаждак.

Рубцов легко выходил из себя. На войне его здорово контузило и время от времени клинило до полного срыва башни, когда он не мог себя контролировать. На совести учителя труда был погибший малыш. После разбирательства за закрытыми дверями, комиссия заключила: «из-за неосторожного обращения с фрезерным станком». Трое учеников, по его вине, стали калеками.

Лицо Рубцова побагровело, а шрам налился огнем, как пиявка кровью и задергался в нервном тике.

— Ах ты сволота, ах ты душара, я научу беречь народный инструмент. — Глаза подернулись белесым туманом, он не видел меня, в этот момент он полз по бархану, сжимая в зубах нож, к другому бархану, на котором залег дух-снайпер. Холодная стена прижала к спине рубашку пропитанную липким потом страха, закрыла пути к отступлению. Рубцов приближался. Мои ладони заскользили по бетонному полу и нащупали кусок прута. На прошлом занятии, из таких заготовок мы делали кронштейны для труб. Рубцов замахнулся, я инстинктивно выставил руки. Кулак опустился на лицо. Я сильно ударился головой о стенку. Из носа брызнула кровь. Алые пятна появились на полу, стене, окрасили зеленый угол станка для загибки труб. Раздался яростный и дикий вой. Рубцов отступил в сторону и тогда я понял, что волчий вой принадлежит не мне, а мастеру. Из основания шеи Рубцова торчал обломок прута, а по запятнанному машинным маслом комбинезону, похожему на камуфляж, бежала алая струйка. Я с трудом встал на ноги. Мастер удивленно прохрипел:

— Сволота, ты меня зарезал? — алая струйка сделалась гуще. Рубцов протянул ко мне растопыренную пятерню, второй рукой зажал рану, между пальцев торчал штырь.

— Стоять, душара, — прохрипел Рубцов.

Я поднырнул под его руку, подбежал к парте, схватил ранец. За портфель сильно дернули. Ранец раскрылся, на пол просыпались книги и тетради. Я наклонился, что бы подобрать один, важный для меня предмет. Кто-то тревожно закричал:

— Пол!

Удар ногой оторвал меня от пола и занес под учительский стол. Всхлипнув, я медленно выбрался из-под стола. Ребра ныли, словно получили удар не от ноги, а от автомобиля. Ничего, дети из пробирки так просто не сдаются. На столе Рубцова лежала указка — старая, полу ржавая (где он её подобрал?) рапира, которую он использовал на нерадивых учениках, таких как я.

Рубцов тяжело дыша стоял на моих тетрадях. Белый туман в глазах рассеялся, он осмысленно смотрел на меня, недоверчиво ощупывая кровоточащее горло.

— Это ты? — раздался клекот.

Я выставил перед собой рапиру. Кривая ухмылка исказила лицо мастера, он наклонился и поднял с пола красную пластмассовую игрушку — тачанку-роставчанку.

— Отдай.

Рубцов удивленно вскинул брови.

— Что?

— Отдай! — Я замахнулся рапирой.

Мастер хотел рассмеяться, но лицо перекосила болезненная гримаса. Он шагнул к верстаку, кинул на железную плиту тачанку и снял со стены электрогорелку.

— Иди, возьми, — прохрипел Рубцов.

Я сделал несколько шагов, он нажал на кнопку. На плиту упало белое пламя, превращая тачанку в бесформенную красную кляксу. Пулеметчик Максим погиб мгновенно, смертью героя. Закричав, я опустил рапиру на руку с горелкой. Рубцов заревел. Горелка упала на пол, подпрыгнула, ударила мастера в грудь, опаливая комбинезон. Комбинезон пропитанный маслом мгновенно вспыхнул. Мастер воя, заметался между станков, пытаясь сбить пламя. Кто-то сообразительный, снял со стены огнетушитель и обдал мастера пенной струей. Рубцов упал на пол и стал кататься из стороны в сторону, ударяясь о чугунные станины станков, не прекращая истошно выть. Я уронил рапиру и заткнул уши. Взгляд упал на красную кляксу остывающую на плите.