Сергей Галихин: Кольцо времени [Измененная версия]

Подровняв со всех сторон холмик, старичок, что вел лошаденку, отошел к своим односельчанам и, тяжело вздохнув, оперся на лопату. Постояв в тишине какое-то время, он выпрямился и надел шапку. Еще раза три перекрестившись, люди развернулись и пошли с кладбища прочь.

По Москве всегда ходило множество разных слухов. Одни были отражением реальных событий, о которых городские власти предпочитали умалчивать, другие — обычные «легенды», которые придумывали люди, пытаясь объяснить то, чему они не знали объяснения. Обывателя всегда пугало непонятное.

Вот уже несколько лет по городу ходила история о том, что один очень богатый господин, меценат, почитатель театра и литературы, коллекционирует черепа великих людей: писателей, актеров, ученых, мыслителей. Это само по себе способно вселить ужас в умы обывателей, но однажды этот господин заполучил в свою коллекцию череп человека, чья судьба и смерть до сих пор представляют собой странную череду непонятных и необъяснимых происшествий. Произведения Никольского рассказывали о том, чего обычный человек не мог ни знать, ни выдумать. Если только он не продал душу дьяволу. Почти сразу же в Москве начали твориться жуткие вещи. Десять человек из тех, что находились в услужении у мецената, лишились рассудка. И несмотря на то, что он щедро платил, никто из москвичей не хотел идти к нему на службу. Именно поэтому нового кучера и повара пришлось выписывать из провинции.

Наконец слухи дошли до внука писателя — Николая. Кто из людей сможет терпеть надругательство над останками своего предка?

Николай часто думал, как вернуть череп деда, чтобы захоронить его по православному обряду, но всякий раз что-то останавливало его от решительных действий.

Но сегодня он решился. Сегодня он придет и потребует вернуть то, что должно покоиться в земле, а не лежать в коллекции. Мать знала о планах сына.

Также она знала, что человек, который хранит у себя череп, очень опасен.

Он не щадит никого, кто становится на его пути.

Николай медленно ходил по комнате взад и вперед, готовясь выйти из дома, быть может, в последний раз, когда, постучав, к нему в комнату вошла мать.

На ее плечах была черная с красными и желтыми цветами шаль, подаренная двоюродным братом, в глазах — тревога. Николай не выдержал взгляда матери и, отвернувшись, отошел к окну.

— Коленька, не ходи туда, — умоляя, проговорила она. — Не надо.

— Кто, если не я, мама, сделает то, что нужно? — сказал сын, глядя на улицу. — Кто-то должен остановить это. Кто-то должен.

В свете тусклых фонарей по улице проехала коляска.

— Я боюсь за тебя, сынок. Помнишь, прошлой зимой его кучера нашли с лицом, опаленным как будто адским пламенем… А ведь он только на секунду заглянул за приоткрытую дверь.

— Да, я слышал про то, что он в тот день рассказывал в трактире… Свечи, черепа…

Николай замолчал и не торопясь подошел к письменному столу.

— Ох, господи. Чувствую, не послушаешь ты меня, все равно пойдешь.

— Пойду…

— Ну что же, видно, не судьба тебя отговорить. Иди, коль решил. Храни тебя Господь.

Мать перекрестила сына и поцеловала в лоб. Чувство того, что происходящее сыграет большую роль в его судьбе, становилось все сильнее. Николай обнял мать и через несколько минут вышел из дома.

Оказавшись на улице, он осмотрелся, плотнее натянул перчатки и быстрым шагом пошел к дому Лукавского. Весна переползла в конец марта, и, хотя оттепели только начались, под ногами на мостовой уже хлюпала вода, перемешанная с оледеневшим снегом.

Особняк Лукавского стоял в некотором отдалении от мостовой. Его окружал высокий чугунный забор с массивными воротами. Окна первого этажа были забраны чугунными решетками. Перед подъездом раскинулась большая клумба.

Два года назад на ней росли лучшие цветы в городе, но после того как садовник сбежал, они начали чахнуть, клумба стала зарастать сорняками.

На звонок дверь открыл лакей. Одет он был в темно-красную ливрею, на голове красовался напудренный парик.

— Что вам угодно? — с достоинством осведомился лакей.

— У меня срочное дело к господину Лукавскому, — ответил Николай.

— Как о вас доложить?

— Мое имя ничего не скажет господину Лукавскому. Доложите лишь, что я настаиваю. Наша встреча в его же интересах.

Лакей пустил Николая в дом и предложил ему обождать в холле. Посреди холла с большими зеркалами в позолоченных рамах журчал маленький фонтанчик.