Елена Асеева - Сквозь сон [СИ]

Сама же растительность покрывающая луг, низкая, с шелковистыми, узкими листами какого-то злака, мгновенно лизнула мои стопы, стоило мне ее почувствовать под подошвами. Я выпустил левую руку Лины, и немедля сжал крепче правую, боясь ее потерять. Я лишь мельком оглядел незнакомую мне местность, приметив, что радужное сияние с наших тел спало, и мы теперь выглядели как обычные люди, с привычным ей розово-белым цветом кожи и моим смугло-белым с золотистым оттенком. Мы даже были одеты. Она в короткие темно-синие шорты и рубашку с прямым разрезом, заканчивающимся на середине груди, где клинообразные вставки расширяли подол, а собранные у запястья в складки узкие, длинные рукава, сдерживаемые широкими кожаными браслетами изображали вышитые красными и синими нитями удивительные узоры, подобные на вороте и подоле. На мне же были одеты льняные, белые брюки, зауженные книзу и рубашка навыпуск. Туникообразная, по длине почти доходящая до колен, с узкими, длинными рукавами, круглым вырезом и прямым разрезом, заканчивающимся на середине груди. На рубашке также имелись клинообразные вставки расширяющие подол, ромбические ластовицы в области подмышек, и вышивка (красными и синими нитями) на вороте, подоле и краю рукавов. А одинаковые по виду тканые шнурки с длинными кистями опоясывающие сверху рубашки, мою и Виклины, однозначно, теперь указывали на нас, как нечто единое не столько даже для радуженцев или землян, сколько для нас. Обозрев наше единение даже в вещах, я, вдохнув свежий, сладковато-медовый аромат цветущего Иван-чая, переплетенного с пряным, горько-миндальным запахом моей Лины, спросил:

— Где мы, любимая?

— Где захотим, — отозвалась она, и, улыбнувшись, совсем чуть-чуть качнула головой, сбрасывая с белокурых локонов голубую изморозь мироздания. — Это мир моей мечты.

Голубая изморозь, ярко блеснув, заструилась вниз к зеленой траве, в лучах сияющей звезды, согревающей этот мир, показавшись мне мельчайшими каплями воды, а может даже снежинок. Я вскинул вверх правую руку и коснулся алых губ любимой, прошелся подушечками пальцев по ее выступающим скулам, коже, глазам, а после, подтянув к себе, крепко обнял так, как об этом мечтал долгие дни, месяцы, столетия.

— Всегда хотела увидеть, как цветет кипрей узколистный у тебя на планете, — протянула она, и синь ее глаз заполнила пространство вокруг меня так, что последние слова, сказанные Линой, утонули в моих губах. Хотя их также враз поддержала нежная мелодия скрипки и флейты колыхающаяся на просторах луга, словно подыгравшая трелям соловья, выводящим ноту любви и стрекоту кузнеца, застывшего, где-то на соцветьях Иван-чая.

— Ты, знаешь, — дополнила Виклина, когда я втянул в себя через поцелуй аромат моей любимой и, кажется, и сам стал пахнуть миндалем с легким духом пряности. — Что кипрей узколистный на Радуге едва достигает в высоту одного локтя.

— А на Земле, — отозвался я, все еще не выпуская из взора глаза Лины и алый цвет ее губ, — его еще называют Иван-чай, и он вырастает до полутора метров.

— Я его очень люблю, не только как напиток, но и вообще, как растение, — продолжила моя любимая, и повела головой вправо, заставляя оглядеть земли вокруг нас, да и нас самих. — Это такое чудесное растение, в биохимическом составе надземной части которого присутствует многообразие витаминов, полисахариды, алкалоиды, макро- и микроэлементы. А какие у него названия и огненная трава, и дремуха, и плакун, скрыпун, копорка, хлебница, маточник, шелковица, яровник. Все разнообразие его, как источника жизни моих предков, которые предполагали, что сие чудодейственное растение им подарили инопланетяне.

А я, действуя синхронно движению головы Лины, оглядел ближайшие полянки луга, поросшие Иван-чаем не только розового оттенка, но и лилово-красного, и бледно-розового и даже белого, да широко улыбнулся ее знаниям, и тому, что теперь всегда буду рядом с ней.

— Ты веришь в инопланетян, в бога? — спросил я и засмеялся, радуясь тому, что мог ее слышать, любуясь этим прекрасным миром который создала она и ощущая себя целостным, единым с ней. Душой ли, личностью ли, мыслью…

— Это как мы захотим, как пожелаем! Ведь в любви мы оба — Боги! — громко крикнула Лина, и тотчас ее крику отозвался откуда-то издалека чуть повизгивающий лай собаки. Я повернул голову в сторону звука и увидел бегущую в нашу сторону собаку, породы салюки, персидскую борзую, газелью собаку, как называли ее на Земле. Рослую, сухого сложения, покрытую короткой, гладкой шерстью в виде тигровых полос. Она так размашисто выкидывала вперед свои длинные, стройные ноги, и мотала из стороны в сторону висячими, чуть вскинутыми ушами, поросшими густой шерстью, что казалось не бежала, а, так-таки, летела к нам.