Стивен Барнс - Обман на Орд Цестусе

— Это разные вещи. — Оби-Ван помолчал. — Но у них есть правитель, достойный восхищения. Во всём этом мерзком деле вы — единственная, кто говорил правду, даже своим врагам. Вы, Джи'Maй Дарис, — необыкновенная женщина.

Она застенчиво опустила глаза.

— Вы слишком добры. Что ж, мастер Кеноби, я полагаю, что вы в конце концов победили. Вы столь щедры, что предоставили нам первоначальные условия Верховного канцлера. Я удивлена, что вы не ужесточили их. Мы едва ли сейчас способны торговаться.

— Так ведь и я не торговец, — ответил Оби-Ван. — Эта роль не по мне, и я буду рад сложить её. Регент, я сожалею, что мои обязанности заставили меня обмануть вас.

— Мы не были друзьями, мастер Кеноби. Ваши действия были рождены необходимостью. В мире политики правда — это просто еще одна вещь, которую можно обменять.

— Тогда мне бы хотелось провести остаток жизни среди друзей.

Они обменялись улыбками.

— Надеюсь, вы знаете, что я всегда буду считать вас нашим другом, — сказала она. — И своим другом. — Пауза. — Итак, — продолжила она, возвращаясь к делам, — Республика гарантирует нам контракты на дроидов для армии. Это даст Цестусу возможность установить сети обслуживания и обучения в каждом мире Республики. — Она остановилась. — Но больше никаких УД. Если канцлер сдержит слово, то мы будем в безопасности.

— Я думаю, что вашу текущую ситуацию можно назвать успешным началом.

— Спасибо, мастер Кеноби.

Он подумал.

— Не могли бы вы сделать мне одолжение? — попросил Оби-Ван.

— Да?

— Много людей пожертвовали собой в этой борьбе, — сказал он. — Многие из них погибли. Я прошу амнистии для уцелевших и для тех, кого вы захватили. Никаких черных пятен на них. Пусть они вернутся к своей прежней жизни. Пусть это станет новым началом. И еще одно…

— Да?

— Пусть пауки останутся в своих пещерах. У них и так мало что есть.

— Я сожалею о бесконечных циклах страдания на Цестусе. Наш улей совершил много ошибок — но я сделаю всё, что могу, чтобы исправить их.

Настало время прощаться. Оставшиеся силы Пустынного Ветра в последний раз заполнили пещеры. Реста пропела им песню о храбрости Так Вал Ззинга. Они пожимали руки, крепко обнимались и обменивались теплыми словами, пока выжившие солдаты складывали оборудование в челноке, отправленном вниз по личному распоряжению адмирала Бараки.

— Мастер Кеноби? — окликнула его Шиика Тулл, улучив момент.

— Да?

Она не могла смотреть ему в глаза.

— Я поступила дурно? — спросила она. — Жестоко, эгоистично?

— Что вы имеете в виду?

— Я хотела вернуть то, что я потеряла в своей жизни. То… того, кого я знала давным-давно.

— Вы пытались вернуть его?

Она кивнула.

— После всех моих рассуждений о жизни я вижу теперь… что я была самой ужасной лицемеркой.

— Почему?

— Я пробудила его, мастер Кеноби. Он мог прожить всю жизнь, чувствуя себя законченным и совершенным, в мире со своей судьбой.

Оби-Ван сложил пальцы вместе.

— Мне он казался совершенным. Он казался скорее человеком, который путешествовал по кольцу галактики лишь для того, чтобы обнаружить себя дома.

— Разве вы не понимаете? Он знал, что сказать. Он знал, что я увижу эту запись, что он не вернется. И он сказал это, чтобы успокоить меня. — Её голова закачалась из стороны в сторону. — Я знаю, знаю, я выгляжу как сумасшедшая, и, возможно, так и есть, совсем немного, прямо сейчас.

Она посмотрела на него с отчаянием.

— Скажите мне. Скажите мне, джедай. Неужели я пробудила его, убедила, что его жизнь драгоценна, только для того, чтобы он потерял её? И кто я после этого?

— Женщина, которая когда-то любила мужчину, а потом попыталась полюбить его снова.

Она смотрела на него, по её лицу катились слезы.

— Ни один из нас не может полностью управлять своим сердцем, — произнес Оби-Ван. — Мы делаем то, что можем, что желаем, что должны… ведомые своей этикой и ответственностью. От этого может быть одиноко.

— Вы когда-нибудь…? — начала она, не сумев закончить.

— Да, — ответил он и больше не прибавил ничего.

Для Шиики Тулл было достаточно одного-единственного слова.

— Итак, — сказал Оби-Ван. — Вы должны быть сильной. Ради Джанготата, который, я думаю, был бы благодарен вам за те дни ясности, что вы смогли ему дать. Ради себя, ибо ваш единственный грех — любовь.

Он подошел поближе. Положил руку на её плоский живот.

— И ради ребенка, которого вы носите.

Она моргнула.

— Вы знаете?