Ника Батхен - Поденки [СИ]

С высоты раздался устрашающий вой — Мацумото нажал на кнопку сирены. Гусеница стянулась, словно пружина и ударила в воздух. Не попала, но катер вильнул, накренился и подскочил вверх — похоже напарнику стало не по себе. Сладко зевнув, Таня взялась за коммуникатор — дать сигнал «всё в порядке», но золотистый шарик перестал светиться — он тоже уснул. Вот потеха.

Уютное гнёздышко снова раскрылось прямо перед ней. Таня улыбнулась катеру, помахала рукой и шагнула вперёд. Волоски гусеницы оказались мягкими и приятными на ощупь, и пахло от них спокойно — корицей и мёдом. Ритмичное качание тела существа успокаивало, упругие стенки создавали ощущение безопасности, тёплая одежда не пропускала дождь. Движение длилось долго. Сквозь дрёму Таня почувствовала, что её подхватывают и несут в душное помещение, пропитанное шорохами дыхания, укладывают рядом с живыми, тёплыми существами. Потом она ничего не помнила — только сны. Чёрный космос, невесомость, яркие до боли огромные звёзды, химический запах анабиозной камеры, смертная тяжесть старта, восстановленный после войны блистающий стеклом и бетоном Санкт-Петербург, деревянный дом прапрабабушки в Комарово, настоящая малина с куста, душистые пироги с капустой, горячий шоколад, свежий хлеб…

Она проснулась от голода, лютого голода, выворачивающего нутро. Никогда раньше за двадцать шесть лет жизни Тане так сильно не хотелось есть. Оглядевшись вокруг, она поняла, что почти ничего не видит — мутное свечение, какие-то шевелящиеся пятна, неподвижные кучи на уровне пола. Шуршание, скрежет, хруст. Затхлый, тяжёлый запах. И холодный воздух откуда-то спереди. С трудом присев, она потянулась, разминая одеревеневшие мышцы, и застонала от боли. Потом поползла вперёд по липкой, стылой поверхности. Её толкали и двигали гибкие, горячие, покрытые слизью живые тела. Когда показался выход из пещеры, стало светлее.

Снаружи был снег.

Первым делом девушка умыла лицо, вздрагивая от холода. Потом осмотрела себя — пальцы рук оказались неприятно худыми, ногти безобразно отросли, волосы слиплись, тело казалось смрадным даже через «кожу». В животе заурчало, дикий голод вернулся. Таня жадно глотнула снега. Глаза, наконец, привыкли к тусклому свету, и ей удалось разглядеть происходящее. Повсюду сновали гусеницы. Фиолетовые, бурые, красные, темно-зелёные, маленькие и большие, пахнущие как целый восточный рынок. Маленькие продолжали вылезать из того же отверстия, что и девушка — это оказались ворота «сарая», она помнила контуры таких построек по фотографии — похоже, попасть в посёлок всё-таки удалось. Большие… большие делали что-то странное. Перед «сараем» лежали циновки, на которых исходила аппетитным паром несомненная пища, что-то вроде печёных или варёных фруктов. Таня жадно сглотнула, присматриваясь. Маленькие гусеницы рвались к еде. Большие придерживали их и показывали особым образом сложенные педипальпы — знак, похожий на приветствие футболиста. Большинство малышей повторяли жест — кто-то с первой попытки, кто-то с пятой — и получали еду. Некоторые продолжали рваться к кормушке, игнорируя старших — им доставался молниеносный укус в затылок. Обмякшие тела откатывали в сторону — Таня насчитала около двадцати мёртвых гусениц.

Кружилась голова, подкашивались ноги, противно дрожали пальцы. Нашарив в кармане коммуникатор, Таня вытащила шарик и убедилась — молчит. Ни дня, ни времени, ни расстояния до корабля. В остальных карманах пусто… пусто ли? В нагрудном девушка обнаружила огрызок протеинового батончика и тотчас проглотила находку. Без еды и тепла долго не проживешь, и ослу ясно. «Кожа» поможет не умереть сразу, но если занесёт снегом, и она не спасет. Таня глубоко вздохнула и, приблизившись к циновкам, как могла воспроизвела жест сложенными руками. Гусеницы удивлённо воззрились на неё, потом переглянулись между собой. Педипальпы так и замелькали в воздухе, запах стал оглушающим. «Да они ж говорят!» — удивилась Таня. Дискуссия затянулась. Таню подташнивало от страха, голода и жадного чавканья молодняка. Наконец две крупные, фиолетовые с проблеском гусеницы раздвинулись, пропуская девушку к еде. Несколько минут Таня не думала ни о чём, кроме сладкой густой массы с привкусом чернослива. «Ощутите себя дикарями!» — как советовала фру Хольгерсон, профессор сравнительной этнографии, перед выброской группы на пляжи Фри-Катманду.

От кормушки девушка оторвалась полуголодной. Оставался шанс, что пища, полезная для маленьких гусениц, окажется ядовитой настолько, что ни биоблокада ни «кожа» не справятся, но Таня надеялась на лучшее. Она ещё раз умылась снегом, обгрызла ногти, попробовала заплести в косы грязные волосы. Потом села скрестив ноги, прямо на камни и задумалась. Если зрение её не обманывало, она действительно находилась в посёлке сильфов. Два ряда невысоких хибарок, ещё один громоздкий «сарай» из которого выползали наружу десятки маленьких гусениц. Ни одного сильфа. Зимняя спячка у них что ли? Впрочем, этот вопрос можно разрешить позже. А вот как выйти на связь с кораблём, где конкретно она находится и что делать дальше? Мацумото наверняка проследил, куда её завезли, но в сам посёлок очевидно не залетал. Как и никто другой из экспедиции. Очень хотелось надеяться, что корабль всё ещё на месте, не случилось никакой катастрофы, не пришло приказа из Центра сворачиваться и лететь назад. Теоретически рядом с посёлком могли поставить временный пост. Практически, с учётом что коммуникатор молчит, имели право счесть ксенопсихолога Татьяну Китаеву выбывшей из экипажа посмертно. Таня схватилась за голову.