Марина Буторина - Мотылек-самоубийца [СИ]

Кайло сам едва держится прямо и сохраняет лицо. Он кажется себе замаранным, потому что каким-то удивительным образом вдруг начинает смотреть на происходящее глазами Рей.

— Я не хотел этого, — произносит он, прежде чем покинуть камеру.

Хакс поджидает его в коридоре. В своем нетерпении узнать новости он даже теряет часть презрения и самодовольства.

— Что Вам удалось выяснить? — Хакс преследует его, пока он направляется к посту охраны.

— Пленника — в медотсек, на обследование. Оказать необходимую помощь. После — в камеру. Содержать в приемлемых условиях. Допросы не возобновлять. Физическую силу применять только при попытках к бегству или при угрозе жизни и здоровью персонала. До моих дальнейших распоряжений — это все, — сообщает он вытянувшемуся по струнке офицеру.

— В медотсек? — голосом полным недоумения и брезгливости бросает ему в спину Хакс. — Что..? О чем Вы вообще?

Они двигаются в сторону выхода из тюремного блока. Кайло решительно ступает вперед, не оставляя генералу шанса на полноценный разговор, а тот поспевает за ним с упрямым намерением поговорить лицом к лицу.

— Вам удалось что-то выяснить?

— Нет.

— Этого не может быть! — взвивается Хакс. — Он должен знать хоть что-то!

Кайло останавливается.

— Вы подвергаете сомнению мои слова или мои возможности? — с тихой угрозой интересуется он.

Хакс не настолько глуп, чтобы нарываться, когда ситуация на самом деле становится опасной, поэтому тут же произносит со смирением:

— Простите меня, Верховный Лидер. Я ни в коем случае не подвергаю сомнению Вашу мощь или приверженность Первому Ордену, просто я возлагал большие надежды на эту информацию…

— А не стоило бы.

Кайло продолжает путь, оставляя раздосадованного генерала позади.

Он выяснил координаты штаба мятежников, но пока не знает, что будет делать с этой информацией.

А еще он видел, как в беспросветной тьме, затопившей отчаянием мысли мальчишки, горел один-единственный маяк — надежда, что где-то там есть девушка, смелая и добрая, которая не бросила в пустыне потерявшегося дроида, которая победила однажды в бою могущественного Кайло Рена, которая хитростью проникла на корабль Верховного Лидера и убила его. А значит, свергнет и нынешнего!

Мальчишка видел ее голо-изображение — рваное и рябившее, но все же с точностью являвшее в тусклом синем свечении миловидное лицо и вьющиеся темные локоны невысокой статной незнакомки.

Это была не Рей.

Но все босяки в окружении мальчика тайком показывали его друг другу и шептались о том, что это последняя ученица самого Люка Скайуокера.

Что ж, по крайней мере, идиот Дэмерон не додумался рассылать по системам реальное изображение Рей. Достаточно уже и того, что Хакс после Крейта подсуетился и назначил награду за поимку ее живой или мертвой.

Кайло был в бешенстве. Он велел отменить вознаграждение за Рей, сославшись на то, что джедай — всецело его забота.

Ночью он, как всегда, долго ворочается в постели. Сон не идет. Но на этот раз причиной тому не бессонница.

Он не может остановиться, без конца перебирая в памяти воспоминания о дне, проведенном с Рей: как она отвечала улыбкой на его улыбку, как стояла к нему близко-близко, и эта близость заставляла его терять ход мыслей, как всю её точеную фигуру заливало предзакатным солнечным сиянием, как она держала его за руку, ведя через ночь.

В этих воспоминаниях есть грусть, есть тоска, но есть и надежда, и обещание.

Кайло засыпает с чувством томления в груди, но с легким сердцем.

Безмятежность сна прорезает алый трескучий луч. Он пронзает тело старика, освещая его лицо красным. Тот смотрит на него с нежностью, любовью и пониманием, проводит по щеке мозолистой ладонью и срывается в пропасть.

Вместе с ним ухают в бездну детские воспоминания о сильных папиных руках, поднимавших его в воздух, и обо всех тех вещах, которые тот творил, заставляя его смеяться.

Вслед за этим видением приходит агония.

Безумный мир вращается в огне, полнясь какофонией взрывов, выстрелов, криков и стенаний. Лица приходят и уходят, исчезая в клубах всепоглощающего пламени. Он различает среди них горькую усмешку Люка и взгляд матери, полный любви и прощения, лица его товарищей по Академии, лица сгинувших рыцарей Рен, лица всех, кого он помнил или еще помнит, — живых и мертвых.

Он видит своих солдат без шлемов и бойцов-мятежников, в предсмертной муке хватающих друг друга за руки. На секунду перед ним мелькает и наглое лицо Дэмерона, который даже в смертный час смотрит дерзко и твердо, и лицо Хакса, который корчится от боли.