Андрей Дмитрук: Смертеплаватели

Вдруг, словно лосось из реки в пору нереста, свечой взвивается над прудом она! С плеском рушатся брызги. Вижу, как вода, стекая, омывает земляничины её сосков… Панически колотя руками и ногами, Крыська плывёт к берегу, а за нею — видимо, взбудораженный нырком бешеной девчонки, скользит, выставив глаза-перископы, широкий бурый крокодил. Выпуклые квадраты его спины — точь-в-точь заплесневелая брусчатка старинной улицы. Мостовая затонувшего города поднялась со дна, раздвинув гигантские листья и кулаки бутонов…

Мечась по песчаной кромке, мы с Женькой соревнуемся в индейских душе… точнее, уше раздирающих кличах, корчим самые жуткие рожи, чтобы отпугнуть рептилию, и швыряем в неё, чем попало — комьями мокрого песка, сучьями… Крыська уже бежит по мелководью, ящер, настигая, за ней, — мозолистые колени выше спины движутся равномерно, мощно, будто части механизма. Где же спасатели, где?! Подстёгнутые гормонами страха, наши три ВББ уже наверняка орут на весь домоград!

Упала подруга. Мы медлим, колеблясь, — то ли бежать к ней на помощь, рискуя погибнуть, то ли мчаться за взрослыми… Мы ведь ещё совсем дети! Быстро и тяжело крокодил воздвигается над ничком лежащей Крыськой… но не хватает её своей пастью, обведённой зубцами костяной пилы, а вопреки крокодильей природе встаёт на задние лапы.

Вот так сюрприз! Выпятив толстое, в бурых пятнах брюхо, крокодил правую переднюю лапу прижимает к груди, левую изящно отводит в сторону — и, прикрыв глаза кожистыми плёнками, медленно, торжественно кланяется. Номер окончен, у нас просят аплодисментов…

Соображаем: потому-то и не прилетели спасатели, что угроза была липовой. Надо полагать, биорг-крокодил тоже передаёт сигналы в центр психо-социального контроля: мол, не верьте ВББ этих троих, всё в пределах нормы!..

Ещё много, много раз я срывался в серое мигание маяка-ревуна — но теперь всё чаще адский стробоскоп вытесняли воспоминания. Поражала их яркость: я будто вновь проживал свою жизнь, по крайней мере, самые памятные моменты! Должно быть, надрывно пытаясь отгородиться от внешнего ужаса, я всё глубже уходил в собственное подсознание…

Биоргов-игрунов по Зимним Садам бродило, плавало и летало множество. Парк, воссоздававший флору жарких широт, лежал квадратом посреди центральной, также квадратной, площади уровня 66; его окаймляли четыре широкие горизонтали для мобилей и пешеходов, и всё это было заключено в каре высотных — вплотную под перекрытие уровня — секций. На нижних этажах располагались общеобразовательные школы первой ступени, — 66-й уровень называли ещё Школьным. Детвора кишела в пальмовых рощах, зарослях бамбука, среди канделябровых молочаев и кустов орхидей. Биорги веселили, развлекали — и ненавязчиво присматривали за детьми. Тот же крокодил, оказывается, помогал малышам учиться плавать.

…Двое особо привязавшихся ко мне игрунов, Стрекоза Марго и Крошка Динозавр, провожают меня к лифтовому стволу. Я покидаю школу-круглосутку, где жил с шести до десяти лет. Впрочем, может быть, это я тогда привязался к огромным псевдоживым игрушкам, а они (как, впрочем, и многие люди) умели только отвечать на любовь?…

Позади слёзное прощание с наставниками, с детьми из младших групп. Окончен выпускной праздник, на котором после витакля «Арабские приключения» нам задали настоящий, хоть и в фантомном дворце халифа Багдадского, пир сладкоежек. Я, разумеется, объелся мороженым и стручками дольчетты, но навыки саморегуляции помогли восстановить лёгкость в теле.

Внутри прозрачного ствола проносятся по направляющим обтекаемые кабины лифтов, вернее, их размазанные цветные тени — скорость велика, в домограде более шести километров высоты!.. Вот, наконец, тормозит и величаво спускается большая золотисто-бронзовая кабина. Я холодею от предчувствия перемен. Словно учуяв мое состояние, Крошка рычит и принимает боевую стойку; мне же хочется вскочить в седло на спине Стрекозы, с которой мы давно облетали самые укромные уголки парка, и велеть ей унести меня… нет, не в Город Бандар-Логов и не к Пещере Джона Силвера, а обратно в ранее детство! Но, увы, я уже знаю, что даже могучие светолёты не могут путешествовать из сегодня во вчера…

Кабина причаливает, раздвигаются массивные гладкие двери.

Это лифт для членов домоградского самоуправления, а мой отец один из них. Он стоит среди дубовых панелей и зеркал, величавый, словно король. Отец предпочитает европейскую одежду; серый полосатый костюм-тройка с блестящей цепью по жилету делает его чужим, недоступным. Но вот он присаживается на корточки, и я, увидев папину мягкую, немного растерянную улыбку, сам улыбаюсь в ответ…