Андрей Дмитрук - Имбики

Радужная плёнка, более прочная, чем любой металл, расступилась передо мною, пропустила меня — и срослась заново за моей спиной. Я ступил на остров Магнифико (19°52′ 20'' южной широты, 144°57′ 46'' западной долготы).

Насколько мне было известно, за последние годы, со времени появления имбиков, они допустили на остров не более четырёх-пяти журналистов, да и то — после долгих переговоров с правительствами тех стран, откуда намеревались приехать корреспонденты. По какому принципу отбирали допущенных, никто и понятия не имел. Но примерять какие-либо человеческие категории, скажем, логику, к тому, что творилось в двойных головах пришельцев, было делом безнадёжным.

Контрольный пункт представлял собой площадку, огороженную лёгкими перилами, под волнистым пластиковым навесом. Отсюда, с птичьего полёта, виднелась мозаика полей и дорог; за ней — подёрнутый туманом морской залив и, дугой вокруг него, крыши города.

Понятное дело, моё внимание было приковано к развалившимся в креслах у стола двоим дежурным на КП. То были молодые воины в комбинезонах, раскрашенных под жёлто-фиолетовую имбиковую шкуру. С раскраской мало гармонировал магнификанский триколор, квадратом нашитый на рукаве. Зато у каждого на левом плече органично выглядела вторая, искусственная голова. Довольно неплохо сделанная, она походила на живую; я заметил, сколь мастерски повторены на дубль-голове тонкие, тщательно подстриженные усы одного из солдат. На всех головах сидели, закрывая уши и подбородки, ребристые голубые шлемы; четыре пары глаз скрывались под зеркальными очками. Искусственные хвосты тоже были на месте: у одного голый жёлтый, в фиолетовых кольцах, хвост лежал на коленях, у другого острым концом прятался под стол.

Слава Богу, вопреки моим опасениям, воины вели себя почти вежливо. Впрочем, может быть, так показалось из-за их крайнего немногословия: не успели нахамить. Предложили присесть и выпить баночной, хорошо охлаждённой номоры. До сих пор я лишь читал об этом имбиковом напитке, который островитяне поглощают немерено, чтобы и в этом быть похожими на пришельцев: теперь оказалось, что номора имеет вкус машинного масла с примесью хорошо размешанных свинцовых опилок. Пришлось сделать несколько глотков, чтобы не вызвать неприязни. В конце концов, пьют же его люди… а может быть, втихомолку бегают за угол, сблевать?

Я заметил странное: когда солдаты просматривали мой паспорт и командировочные документы, каждый старался показать, что в просмотре участвуют обе головы, настоящая и декоративная. Усатый даже спросил у головы-дубля: «Ну, как тебе эта голограмма? По-моему, смазана…» — сделал вид, что услышал ответ, покивал и вернул мне бланк.

Благодушие стражей острова распространилось до того, что они позволили себя сфотографировать. Один сказал, что слышал о моей газете и уважает её. Его вторая голова подтвердила кивком, что уважает.

Пока длилась эта процедура, на площадку поднялся штатский. Я понял, что это Джон Папалоа, провожатый, прикреплённый ко мне властями острова. Он так и представился, подавая руку, — худой, кофейно-смуглый, с клоком смоляных волос на лбу. Просторная цветастая рубаха висела на узких плечах. Глаза Джона, похожие на семечки спелого арбуза, глядели не то испытующе, не то испуганно. Мне почему-то захотелось подбодрить его; крепко пожимая костлявую кисть, я как можно радушнее улыбнулся… и получил в ответ такую рекламно-широкую и напрочь неискреннюю улыбку, что больше попыток не делал. Усмешки моего чичероне напоминали вспышки фотоаппарата: мгновенно озаряется лицо, зубы сверкают и вновь опущены уголки сомкнутых губ. Хорошо хоть, голова у него была одна, своя родная: только большой круглый значок ниже левого плеча изображал пару мультяшных головок на фоне флага Магнифико. Хвост также отсутствовал; лишь позднее я заметил двухцветный жгут, свисавший с ремня на тощий зад.

По винтовой, идущей квадратами лестнице мы спустились с решётчатой вышки к автомобилю. Это была не казённая, а собственная машина Джона, тускло-коричневая «шевроле импала» — развалюха Бог весть каких лет. Папалоа сел за руль, и мы двинулись к единственному городу, он же столица. Разумеется, на кондиционер не было и намёка: я терпел удушливую жару с привкусом соли и железа, но и не думал протестовать, поскольку — где ещё услышишь нечто подобное тому, что вещал Джон по дороге?..