— Ну-ка, гусыня, оправдай свою жалкую жизнь, помоги философу! Сосфен, образец благородства, краса горожан, брось мне пару оболов, чтобы я не назвал тебя иначе и ближе к истине. Любезная хозяйка, если ты уже подала кому-нибудь сегодня, то я не хуже его; а если ещё не подавала, так начни с меня!..
Люди смеялись или бранили Левкия; кто-то сердито отпихивал его ногой, иные делали вид, что не замечают; изредка в ладони киника падала мелкая монета. Мальчику, бросившему комок медовых сотов, он восторженно крикнул вслед:
— Ты щедрее царей, ибо оторвал от себя самое любимое!
Соты же передал ученикам со словами:
— Вот вам соблазн, чтобы вы не стали совершеннее учителя.
Скупому купцу, грубо обругавшему Левкия, он сказал, подражая знаменитому кинику Антисфену: «Пусть твои дети живут в роскоши!». Мимо шел известный в городе повеса, опираясь на плечо раба; лицо гуляки опухло, на волосах белел увядший венок — сутки он провёл с пьяными друзьями и гетерами. Левкий окликнул его и протянул руку, но бездельник даже ухом не повёл. Тут киник во весь голос проорал имя кутилы, — а когда тот невольно обернулся, вместе со всем народом на площади, Левкий, оголив свое мужское достоинство, торжественно выставил его вперёд и продекламировал: «Грустен по ней, возлежал он; но скоро восстанет, могучий!..»
Набрав немного еды и за собранные оболы вновь наполнив флягу вином, они расположились обедать. Для этого учитель всё же соизволил перейти в тень ограды… Скоро беседа коснулась порядков в полисе и вопросов власти. Поев и обтерев руки о бороду, Левкий хорошенько приложился к фляге, а затем сказал:
— Тот из вас, кто будет защищать демократию или тиранию, будет равно неправ. Есть ли, по-вашему, разница между афинским народоправием и деспотизмом персидского царя? По-моему, никакой. Не всё ли равно, братцы, сколько людей над вами властвует, один или пятьсот, если они жадны, жестоки, спесивы и неразумны… Кто доверит лечить себя человеку, незнакомому с искусством врачевания? А вот распоряжаться нашим имуществом, свободой, самой жизнью мы поручаем невеждам или безумцам, только и умеющим, что громко хвалить себя перед выборами…
— Но как найти среди народа тех, кто станет наилучшими правителями? — спросил глубокомысленный тугодум Архидем.
— Пусть старейшие и мудрейшие, те, кому доверяют все сограждане, следят с детства за всеми мальчиками. Они скоро заметят тех, кто командует ватагой сверстников, кому подчиняются иные дети. Вот этих-то вожаков от природы и надо учить, развивать, делая их справедливыми, неподкупными, смелыми и милосердными. Учат же детей ремеслу скульптора, если видят, что те сызмальства хорошо лепят из глины, или ремеслу садовника, если те охотно возятся с растениями… почему же не учить искусству правления тех, кто может вести людей за собой? Конечно, и здесь будут ошибки, — но, в целом, власть мы получим намного более умелую и достойную уважения, чем царская или выборная… Назовём её софиократия — власть мудрых!
Парни заслушались учителя так, что и не заметили: они уже не одни под белёной стеной теменоса [16] Т е м е н о с — ограда священного храмового участка.
. В грозном гребнистом шлеме, чеканном нагруднике и синем плаще стоял, подбоченясь, кирпично загорелый здоровяк с холёной бородой — Аристипп, стратег города, отец Метрокла. Из-за его спины, набычась, смотрели два воина с копьями. Ученики Левия испуганно вскочили, сам же он остался лежать, обрывая виноградины с грозди, и лишь молча показал стратегу место напротив себя — ложись, мол, и побеседуем.
Но Аристипп, не приняв приглашения, гаркнул:
— Когда ты оставишь в покое моего сына, грязный попрошайка?!
Прищурясь, киник благодушно засмеялся.
— Ты и у родника спросил бы — когда он оставит в покое тех, кто приходит напиться?
— Хватит шутовства! — не унимался стратег. — Ты дождёшься, старый болтун, я тебе кишки выпущу!..
— Неужели для этого надо быть выборным начальником войска? — невинно спросил Левкий. — Мне кажется, то же смог бы сделать и козёл с острыми рогами…
— Мели, мели, — поняв, что сказал лишнее, сбавил тон Аристипп. Философа знали в городе, сильные люди приходили к нему за советом. — Язык у тебя без костей… Но в моём доме хозяин я! — Поманив к себе сына, стратег с угрожающей лаской опустил руку ему на затылок. — Этого дурня я сегодня отделаю так, что он внукам своим расскажет. А если снова приползёт к тебе, напомни ему волю отца: не общаться с тобой. Послушание — изрядная добродетель, а ты ведь любишь болтать о добродетели…
Читать дальше