Воистину, высшая из похвал… А пить мы с Аисой начали не теперь, за новогодним столом. Бутылочку ликёра «Эделькирш» под мороженое скушали ещё в час дня, в антракте, в фойе Немецкого театра. Третьей была Виола Вахтанговна. Именно ей вздумалось пойти с нами на премьеру восстановленного «Сна в летнюю ночь» в постановке Макса Рейнгардта. Берлин 1920-х годов только об этой премьере и судачил; много прибыло театралов из других стран и эпох, труппа давала по три спектакля в день. Виола пригласила меня, а я — сарматку, которая уже неплохо отличала постановку от реальности и вообще всё незнакомое принимала молча, ожидая моих разъяснений. Впрочем, сама подготовка к выходу в театр настроила Аису наилучшим образом: её женское нутро ликовало, когда Виола обряжала девушку, согласно посещаемой эпохе, в нарочно заказанное синее платье с блёстками, с короткой плиссированной юбкой; в черные чулки, лакированные туфли и шляпку в форме каски, украшенную маленькой вуалью…
Итак, мы отметили антракт лёгкой выпивкой, — и там же, поглощая отличное берлинское «айс мит фрухтен» (мороженое с фруктами), Виола рассказала нам странную вещь. Оказывается, кое-кто из начитанных землян с хорошим воображением уже ухитрился облечь в плоть литературных героев. В связи с этим, бывают престранные недоразумения. Сходит со страниц романов Александра Дюма пылкий мушкетёр д’Артаньян — и одновременно воскресает его исторический прототип, гасконский дворянин Шарль де Батц-Кастльмор д’Артаньян. Неизвестно пока, встретились ли они… Хорош был бы поединок между двумя д’Артаньянами!..
Да, читатели спешат оживить своих любимцев! Например, Одиссея или Гамлета. И теперь надо решать судьбу этих личностей, право, более живых и неповторимых, чем какой-нибудь шумерский глиномаз, вышибала из Лас-Вегаса или капрал Фридриха Великого…
К моей радости, Аиса спросила, кто такой Гамлет, и Виола тотчас взяла с нас слово сходить сюда опять, полюбоваться в этой роли знаменитым Сандро Моисси. Я же отстаивал преимущества похода прямо в лондонский театр «Глобус», чтобы можно было вызвать автора пьесы…
Что происходит с одной из двух моих возлюбленных? Бог весть. Похоже, Аиса начинает не без юмора относиться к теме отрезания голов и другим, прежде незыблемым, сарматским обычаям; но при этом не терпит чужих насмешек над степным укладом. Всё родное при ней: почти каждый день «чёрная молния» в седле; скачет тропами нашего острова, выцеливая красного зверя. От охоты её отучить невозможно, пролитие крови — суть души сайрима; я счастлив, что любовь ко мне, по крайней мере, заставляет Аису жить под крышей обычного дома и не покушаться на убийство людей. Перемены же, тем временем, идут. Вот, уже отказывается от своего вечного волчьего жилета, штанов в обтяжку и сапог; ходит в театр, начинает рассуждать об отвлечённом. Неужели через какое-то время и бразильский мачетеро, и чукотский оленевод начнут за бокалом десятилетнего «Кло де Пап» спорить о категорическом императиве Канта?!.
В раздумье я пропускаю часть общей беседы. Все уже хорошо хлебнули спиртного и, кроме бесстрастного Ахава, налегающего на чернослив, фаршированный орехами, веселы и болтливы.
— Никогда не говорил я, — мотает головой раскрасневшийся Левкий, — что женщина должна лишь служить у стола и ложа. Такое впору дикому персу, в жене своей видящему одно детородное орудие… Нет, разумные женщины мне любы, — но каких можно назвать разумными? Думаю, тех лишь, что служат отражением своему разумному мужу… да не простым зеркальным, а лучшим, очищенным! Ибо дают боги женщинам б ольшую силу чувств. Вот Гиппархия, дочь богатых родителей: став женою славного философа, Кратета из Фив, роскошь презрела, забыла свою изнеженность и вместе с мужем повела жизнь истинно свободную, добродетельную, бродя по Элладе и прося подаяния. Разве глупая баба смогла бы понять премудрого, разделить его дела и мысли?…
— А как же Сократ, образец для всех мудрецов? — явно поддразнивает киника Зоя. — Он был только благодарен своей тиранке-жене за то, что помогала ему закалять волю!..
Не очень понимая, в чём дело, Аиса обидно хохочет. Ей всё ещё нравится, когда нападают на мужчину.
— Сократ совершенством был равен богам; будь он врачом, из страшнейшего яда сделал бы лекарство… Но к другим сказанное мною относится в полной мере! Если женщина — не отражение своего мужа, верное и любящее, то она — враг. Не Пандора ли выпустила в мир зло, не Елена ли привела к гибели цвет мужей Ахайи и Трои?…
Читать дальше