Андрей Дмитрук - Смертеплаватели

Внезапно смолкнув, Виола начинает, по обыкновению, рассеянно и пристально смотреть в зрачки Алексея. И тот видит… вернее, насквозь, каждой клеточкой тела чувствует то, о чем она вспоминает.

…Сколько ни бороздили межзвездье пилоты всё более совершенных кораблей, «братьев по разуму», тем более, старших, так никто и не нашел. Сама жизнь оказалась величайшей редкостью, хоть Космос и был набит молекулами органических веществ. Нехватало пускателя, толчка, чтобы эта углеродистая пыль, порой слагавшая туманности размером в тысячи световых лет, стала ощущать и размножаться… Несколько раз встретились некие примитивные живые формы. Но в целом галактики были пустынны; мертвы, будто кирпичи, миллионы планет. Около 2800 года появились средства, позволявшие, не сходя с места, обнаруживать жизнь на любом расстоянии от Солнца. Результаты те же: редчайшие искорки живого на вымороженном просторе… Кажется, лишь мы сумели из слизи на первобытном мелководье вырасти в бессмертных полубогов. Счастливцы. Счастливые сироты в пустыне — на десять миллиардов световых лет кругом…

Тем большим подарком было то, о чем доведалась Виола в день своего юбилея. В мае 3469-го.

…Конечно, её путешествие нельзя было назвать полётом — и даже сознательным поиском в динамике. Скорее, Виолу действительно позвали. «Оказывается, когда мы доходим до определённой ступени, нам начинают помогать. Каждому по-своему, в зависимости от эпохи: Будде, Мухаммеду, Леонардо…» Вся её жизнь до этого, все полёты, все опыты и насилие над собой, — всё, что гнало Виолу от дома, от Земли, от традиционной женской доли, было лишь попытками ответить… ответить на прозвучавший ещё в детстве зов из средоточия Тайны!

Четвёртого мая клич загремел оглушительно. И она устремилась долой из Сферы, сама не зная, куда, — бешеным вероятностным метеором пронизывала Метагалактику, пока не принял Виолу мир, лежавший вне всех расстояний: место мест и время времён. И стало радостно и спокойно, как никогда раньше, за все двенадцать веков её жизни.

То, что окружало лётчицу теперь, не имело сходства ни с чем знакомым, — но, поскольку наше восприятие требует опредёленности, Виоле предстал светлый штилевой океан, зеркальная гладь под ласковым тропическим небом. Возможно, индус увидел бы на лоне Причинного Океана тысячеглавого змея Шешу, служащего ложем богу Вишну с вырастающим из пупка чудесным лотосом. Виола видела просто гладкую воду и безмятежное небо, но они простирались беспредельно; горизонта здесь не было. Однако, мир этот не казался застывшим, в нём не царил грустный покой Элизия, не стояла самодовольная недвижность Эдема. Виоле чудилась в подрагивающей глади напряжённая готовность… к чему?

В идеальном безветрии величаво и кротко сияла зеркальная грань, осенённая голубым куполом без краёв. Колебания пробегали по ней, не всплёскиваясь отдельными гребнями. Виола шла по морю-зеркалу, не бывшему ни зеркалом, ни морем, ощущая его живую теплоту и упругость. Плавные, бесконечно длинные, но очень низкие волны поднимали и опускали её, не мешая идти.

Скоро она почувствовала себя необычайно. Даже динамика не дарила подобных впечатлений. Вдруг увидела самоё себя — развернутой во всю длину пройденного здесь пути, сразу стоящей во всех его точках и даже там, где ещё не прошла; увидела себя извилистой человекогусеницей с сотнями смазанных лиц, рук, ног…

Прошло и это. Океан содрогнулся, словно кожа безмерно громадного живого существа; цвет его из молочно-бежевого стал тёмно-медным.

Прибывала Вселенная, окончившая своё существование.

Непостижимым образом Виола увидела её суть и прошлое… Этот Космос предшествовал нашему. Страшно подумать, но в нём не сложились ни звёзды, ни планеты. Когда-то, более двадцати миллиардов лет назад, он был мрачен. Серые слоистые массы вещества тянулись сквозь простор, полный каменного крошева. Тяжело, мучительно развивалась там жизнь; вдесятеро дольше, чем на Земле, созревал в расселинах миллиардокилометровых плато ещё более редкостный, чем в нашей Метагалактике, разум. Но — созрел, и восторжествовал, и овладел всем объёмом Вселенной-матери. И, преобразив, сделал её царством совершенных искусственных форм и яркого света. И, окончив свою грубо-плотскую жизнь, расплывшись в ничто, в тепловой хаос, — Вселенная возродилась в новой ипостаси; стала цветком тончайших полей, сотканных всемогущим Духом. Лишённая вещества, вся теперь — интеллект и любовь, плыла она в свою последнюю гавань, подобная величавому паруснику.