Сергей Бобров: Спецификация идитола

— Пустяки, — сказала она, — вы меня считаете за девочку, видимо.

— Напротив — сказал он, набавляя скорости, — совершенно напротив. Уверяю вас, что если узнаю, что ваше правительство заинтересовало в деле, я не помешаю ему… Чорт их всех возьми с их секретами: в конце концов социалисты правы, когда поносят тайную дипломатию. Нам, деловым людям, нет никакого дела до бюрократических условностей — правительства для нас, а не мы для них.

Эта грязь в мундирах глядит на меня, как на контору по сбору косвенных налогов, не больше, — а стоит нам всем мигнуть трижды, и будут сидеть другие… Вы не хотите.

— Нет.

— Вы думаете у меня не хватит денег, чтобы скупить всех секретарей министерства. Не хотите ли! — он вытащил из кармана аккредитив и сунул его ей в руки.

— Видите, кто это?

— Осия Лавуэрс.

— Эти деньги даны мне Лавуэрсом специально для Идитола. Но я хотел сделать дело чисто.

— Чтобы вас не накрыли…

— Да нет, — разозлился он, — на это дело уже налипло столько грязи, да и крови, что его нельзя больше так вести. Вот в чем дело. А если вы говорите со мной так, — то я должен еще покупать убийц, разрушать семьи и честную совесть тысячи маленьких людей.

— Вы предпочитаете разрушить мою.

— Чорт! — сказал он. — Я не буду больше говорить. Забудем. Едем домой.

Прощаясь, уже в городе, она наклонилась к нему и шепнула: «Хорошо. Я сделаю по вашему, Эпсор… но это очень нехорошо с вашей стороны. Я боюсь, что судьба вас накажет за меня».

Но он улыбнулся и сжал ей руку:

— Обязательно накажет, — сказал он, целуя руку, — это ее специальность.

Эпсор дома убрал бумажки в стол. Потом передумал, вынул, переложил в сборник по теории страхования, сунул книгу на полку шкафа, запер и уехал. Перед тем, как сесть в автомобиль, он подозвал к себе какого то зеваку, таскавшегося перед его домом и сказал ему: с какого чорта вы здесь шляетесь? — а зевака вытянулся по военному и ответил не без робости:

— Мир принадлежит не одним банкам.

Эпсор захохотал и уехал. А зевака, подмигнув шокированным лакеям, быстро исчез.

Через три часа этот же зевака мелькнул тенью около вокзала. К нему в полутьме путей прилипла другая фигура. Они скрылись вдвоем за кучами угля.

Прошло с четверть часа: — они вдруг соскочили сразу оба сверху угольной кучи. Тот, на кого они свалились вдвоем, не успел и пикнуть. Он был прижат, локти закручены, пиджак сорван с него, весь он был ощупан. Они взяли его за руки и за ноги и раскачивали, пока не подлетел курьерский и не разорвал его на части, так как его бросили прямо под колеса паровоза.

Благодаря этому обстоятельству, Банк «Бразильский Флорин» получил известие об имени пудры Эпсора только через неделю.

Но «Большая Кредитная Ассоциация» имела сведения эти еще раньше, чем курьерский разорвал агента «Бразильского Флорина». Она то и передала их репортеру «Трибуны».

Дэзи явилась к Эпсору через день. Ее лицо было измучено.

— Не знаю, — сказала она, — годится ли вам это, но кажется, что так… И Эпсор взял в руки донесение дипломатического сыщика о странной стрельбе капитана Бирро, который так таки и не получил повышения по службе. Это казалось капитану несправедливым и он говорил об этом довольно много. А дипломатическому сыщику надобно оправдывать свое жалованье.

— Вы умница, — сказал Эпсор ей, — оно самое. То есть такие штуки можно вытворять только с Идитолом. Но этот чорт изобретатель делает вещи и почище. Но вы понимаете в чем дело: у него агенты видимо. Или это уже в чьих то руках… эта штука то молчит почти по полгода, а то вот по-сыпятся такие вещи чуть не каждый день в разных концах света.

— Но если это у кого-нибудь в руках, то это очень опасно.

— Ну, конечно, — сказал Эпсор, перечитывая донесение.

— И ваш Идитол, очевидно, невозможная гадость.

— Все становится одинаковым в руках у человека, — ответил он ей.

— Это может плохо кончиться. Я боюсь за вас.

Он усмехнулся и показал ей рукой на проспект банка, где было выведено готическими буквами: «Осия Лавуэрс». Она покачала головой. И спросила:

— Но вы, по крайней мере, довольны?

— Очень. Ясно, что правительство еще ничего не чует. Это — главное.

— Как дорого стоит ваше доброе отношение, — промолвила она.

Он взял ее за руку и заглянул ей в глаза.

Она поглядела ему в глаза и сказала тихо:

— Вы значит меня никогда не любили…

А через час ее бешенные объятия, страстные слезы и крики, сказали ему, что она стала любить его еще больше.