Алексей Наги - Концессия на крыше мира [Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXVII]

— Еще один, — последний — вопрос, профессор. Почему теллит хранится в футлярчике из памирской туи?

— Ваши ботанические познания делают вам честь. Памирская туя растет лишь в одном единственном уголке мира, — в местечке Адагаде. Я полагаю, что ее произрастание стоит в определенной связи с наличием теллита в недрах Памира. Адагаде есть именно тот поселок, в окрестностях которого мной обнаружен теллит.

Киссовен принял комплимент, как должное. Это, однако, не помешало ему повторить свой вопрос.

— Гм… Дело в том, — отвечал Мак-Кертик, — что, по моим наблюдениям, памирская туя — единственный изолятор теллитоактивных лучей. Туя эта, безусловно, непроницаема для энергии, излучаемой теллитом.

О решении ВСНХ Евразии, принятом сегодня по вопросу о концессии Мак-Кертика, в течение опытов никто не проронил ни слова.

Появление Сабо и Дунбея в лаборатории послужило сигналом к окончанию занятий.

Мак-Кертик и Дунбей разместились, по собственному желанию, в одной комнате.

Она, по-видимому, была долго необитаема. Об этом свидетельствовали сохранившиеся принадлежности электрического освещения старого типа. Проволоки, шнуры, некогда столь обычные и необходимые аксессуары, уже три года как были изгнаны из обихода всего мира.

Осветительная энергия, как и все другие виды электроэнергии, передавалась по беспроволочной системе инженера Казанцева.

Дунбей с любопытством рассматривал комнату и не без удовольствия заметил электрическую проводку — «памятник старины», как он ее окрестил шутливо.

Киссовен любил обдумывать все до конца.

«Памирская туя… изолятор… Надо проверить все данные о памирской туе».

Радиотелефон почему-то не действовал.

— Алло!.. Алло!!

Все его попытки вызвать Лондон оказались тщетными. Зато, спустя несколько секунд после включения тока, из микрофона послышались звуки.

Киссовен сразу определил, что это — не Лондон.

Не успел он запросить говорящую станцию о причине самовольного включения, как услышал, что разговор не имеет к нему никакого отношения.

— Ваши требования для меня невыполнимы и, главное, непонятны, — возвещал микрофон.

— Это не мои требования. Это призыв к вашему американскому гражданству! Речь идет о существовании Соединенных Штатов, — немедленно последовал ответ. Голос показался Киссовену знакомым.

— Мистер Мак-Кертик! В течение дня я уже третий раз слышу эту аргументацию. Признаться, она производит на меня впечатление постылого трюизма.

Киссовен задумался. Впервые перед ним встал вопрос: имеет ли он право оставаться тайным свидетелем чужого разговора?

— Мистер Дунбей, — снова послышался голос Мак-Кертика, — мы здесь на вражеской земле…

Дальнейшие слова показались Киссовену ответом на его размышления. Он внимательно стал вслушиваться.

— …Речь идет о том, кто должен владеть теллитом! Те семь с половиной грамм теллита, которые я вынужден был, благодаря дурацким законам Евразии, оставить здесь в Институте на хранение, должны дать нам возможность, при умелом обращении с ними, превратить Америку во властелина мира. До тех пор, пока теллит находится в руках Евразии и мы не имеем возможности добывать его на Памире, мы бессильны. Имея же хотя бы это количество теллита, мы сумеем подчинить себе всю Евразию — и тогда уже силой закрепим за собой право использования памирских залежей.

— Мистер Мак-Кертик! Опомнитесь! Вы предлагаете мне содействовать вам в краже теллита?

— Да! — резко прозвучал ответ. — Второй футлярчик из памирской туи уже приготовлен. Кучка пепла от вашей сигары вполне заменит теллит, и завтра мы в Нью-Йорке приступим к массовому производству кертикита для постройки воздушных флотилий, при помощи которых мы займем «крышу мира». Следующий шаг — свержение Евразийского ЦИК‘а и…

На этом звуки пресеклись.

Киссовену вспомнился разговор в лаборатории.

«Надо действовать, — решил он и взглянул на часы. — Три часа двадцать минут».

— Алло! Алло! Ботанический сад Лондона?! Сообщите спешно все имеющиеся у вас данные о памирской туе.

— Памирская туя, — докладывал микрофон, — растет только около местечка Адагаде, находящегося на южном склоне Памира. Отсюда ее название: «памирская». Во время господства далай-ламы туя считалась священным деревом, и рубка ее была запрещена под страхом смерти. В нашем саду имеется два экземпляра туи, вывезенные из Адагаде шесть лет тому назад. Считаю нужным отметить, что мы никак не можем создать для них соответствующих климатических условий, и оба деревца близки к гибели. Кстати…