Алексей Наги - Концессия на крыше мира [Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXVII]

Дунбей задумался.

Эди была дорога Дунбею уже давно. И сейчас он снова обдумал свое отношение к Мак-Кертику и к Эди.

Что связывало его с Мак-Кертиком? Научная деятельность? Нет, и опять нет. Ведь уже два года, как они безоговорочно разошлись в оценке основных вопросов мироздания. Мак-Кертик был закоренелым консерватором. Дунбей — дерзателем. И это — во всем. Если бы не Эди…

— Эди, я обещаю вам, что в следующий раз мы отправимся вместе. Мы вернемся через несколько дней.

— Хорошо, мистер Дунбей. Я жду.

Мак-Кертик привычными движениями руки уже настраивал громкоговоритель, устроенный в центре кабины. Ху в последний раз проверил мотор.

Дунбей едва успел прошептать Эди на прощанье, что он счастлив слышать о ее желании посетить Евразию.

Через две минуты авиетка бесшумно отделилась от посадочной площадки и, поднявшись на высоту в тысячу метров, помчалась к Великому океану.

Авиетка, сконструированная Дунбеем, работала безукоризненно.

Через восемь часов двадцать минут Мак-Кертик, Дунбей и Ху уже стояли на площадке Института имени Рыкова. Встреченные в пути воздушные разведки Евразии, удостоверившись, что въезд авиетки разрешен, беспрепятственно пропустили ее на территорию Евразии.

Мак-Кертик не мог отказать себе в удовольствии сделать двадцатипятиминутный крюк для того, чтобы бросить хотя <���бы> взгляд на «крышу мира» — Памир, куда его неудержимо влекло.

Руководители Института имени Рыкова, Терехов и Сабо, с нетерпением ждали американских гостей.

Изыскания Мак-Кертика, оставленный им в Институте теллит — произвели переворот в науке. Дунбей же был известен в Евразии, как один из тех многочисленных крупных научных деятелей, которые стояли гораздо ближе к новому, нежели к старому — капиталистическому строю.

Терехов, приветствуя прибывших, не удержался — и сразу же сообщил Мак-Кертику поразительную новость:

— Компас, находящийся в одном помещении с теллитом, перестал функционировать. Все наши попытки восстановить его оказались тщетными. По исследовании компаса на заводе выяснилось, что он демагнетизирован и составные части его утратили свои первоначальные свойства.

— Я это предвидел, — спокойно заметил Мак-Кертик. — Компас, несомненно, теллитизирован и превратился в материю, близкую по своим свойствам к кертикиту. Для выяснения всех этапов этого превращения необходимо будет немедленно повторить опыт.

Дунбей и Сабо в это время горячо спорили о теории относительности Эйнштейна и так углубились в дискуссию, что не заметили, как вышли из кабинета Терехов и Мак- Кертик.

Сабо не мог понять «измены» Дунбея.

В самом деле, Дунбей, прежде горячий сторонник и некогда личный ученик Эйнштейна, приводил ряд блестящих, — правда, малоубедительных для Сабо, но увлекательных и остроумных доводов против основ теории относительности.

И, что особенно странно, Дунбей упорно отказывался придавать значение недавним опытам, произведенным научными сотрудниками Института.

— Хорошо, — сказал Сабо холодно. — Прекратим на сегодня наши дебаты. Завтра при вашем личном участии мы повторим наблюдения над Марсом и Сатурном. Результаты этих опытов будут достаточно красноречивы и убедительны.

Мак-Кертик и Терехов до поздней ночи занимались в главной лаборатории Института.

Во время опытов Мак-Кертик пытался дать ряд остроумнейших объяснений демагнитизации компасов. Четыре компаса, после прикосновения к теллиту, перестали функционировать.

Благодаря произведенным наблюдениям и измерениям удалось выяснить лишь то, что поле влияния теллита ограничивается пространством, равным девятистам семидесяти сантиметрам во всех направлениях. За этим пределом размагничивающее действие его прекращалось.

При опытах присутствовали четыре ближайших помощника Терехова. Самый молодой из них — профессор Киссовен — впервые увидел теллит. В деревянном футлярчике — серый, похожий на пепел, комочек. Киссовен задал Мак- Кертику несколько вопросов.

Американец, с видимой неохотой, стал рассказывать уже давным-давно всему научному миру известную историю открытия теллита. В конце своего рассказа он как-то неожиданно, по-видимому, даже для самого себя добавил:

— Значение теллита неизмеримо. И это не только в чисто научном, но и в деловом отношении. Теллит поможет нам… — Мак-Кертик запнулся, — объяснить многое.

Киссовен насторожился. Его пытливый ум обостренно воспринял какую-то едва уловимую угрожающую нотку в заключительных словах Мак-Кертика.