Павел Комарницкий - День ангела

– Я у тебя разбила что-то.

Она поудобнее ложится на меня, как на диван, берёт в твёрдые ладошки моё лицо. Ладошки быстро становятся горячими, прогреваясь с холода, нежат мои щёки. Её глаза занимают всё поле моего зрения. Вот, вот сейчас…будто пёрышком…

– Ай, больно! - я чувствую на губах солоноватый привкус крови - и ты ещё меня обзываешь хищником!

– Слушай, мне же дали отпуск до завтрашнего вечера! Мы будем вместе целые сутки!

– Признайся, ты нарочно подстроила всё это, чтобы нам наконец побыть вместе?

Она вскакивает, как пружинка.

– Нет, какой ты всё-таки безобразный! Как ты мог так обо мне подумать?

Я встаю на колени, обнимая её под крыльями. Под комбинезоном чувствуется упругое тоненькое тело, её сердце бьётся медленно, размеренно.

– Моё сердце приспособлено для полёта, Рома. Сейчас оно работает в четверть силы. Это у тебя оно трепещет от одного моего вида.

– Просто я тебя сильнее люблю.

– Да-а? Сейчас проверим…

Её глаза опять занимают всё моё поле зрения, и я тону в их неистовом сиянии. Долгий, тягучий поцелуй.

– Я есть хочу вообще-то!

Ирочка деловито обследует содержимое холодильника.

– Ты неисправим, мой хищник. Мясо, мясо и только мясо. А это что?

– Пельмени. Внутри там тоже мясо, во всяком случае теоретически. Там ещё рыба есть и яйца.

– Вижу. Рыбьи трупы ничуть не лучше трупов животных. Ага, есть!

Она сноровисто вытаскивает из недр холодильника помидоры. Про них я и забыл.

Она раскладывает всё извлечённое на две кучки.

– Так, это мне - она подвигает к себе коробочку-грохотку с десятком яиц, полдюжины крупных помидоров, пачку масла. - Остальное хищному зверю.

Она вдруг вскидывает голову, впивается взглядом в мои глаза:

"У тебя не хватает еды? Отвечай!"

"Да нет, что ты! Мне дома и есть-то некогда, вот я и не стараюсь"

Она смягчается.

– Ладно, из этого получится неплохая яичница. А помидоры я съем сырыми.

"… Твой папа сказал, что ты притащишь мне документы…"

"Всё есть. Но сегодня никаких дел. Только мы"

Мы лежали на широком диване, я на спине, Ирочка на моей груди. Её крылья развернулись и укрыли нас обоих - сразу стало тепло и уютно.

На этот раз она попросила меня снять всю одежду, и я не возражал. Мы знакомы уже тысячу лет, чего же нам стесняться?

"Всё будет, как ты скажешь. Устала, пока летела?"

"Нет, что ты. Я летела сюда в транспортном коконе, он выпустил меня прямо над вашим домом. Я не могла потерять три часа нашего времени - она фыркнула в голос - да ещё предстать перед тобой в виде мокрой курицы. Дождь же был!"

Она замолчала, но я видел её беспокойство и глубоко укрытую тоску. И страх.

"Что случилось, родная? Не молчи!"

Её глаза рядом.

– Ты в последний раз видишь меня такой, Рома. Завтра вечером мы расстанемся, а послезавтра я ложусь в витализатор. Всё готово, Рома, и дела я сдала полностью. Я и лопухнулась только потому. Расслабилась.

Моё сердце ухнуло в яму. Всё. Больше никогда она не накроет меня своими крыльями…

Она заплакала в голос, и я судорожно стал её ласкать.

– Подожди…дай…мне…поплакать…

Она рыдала, изо всех сил вцепившись в меня твёрдыми пальцами рук и ног. Я гладил её, шептал какую-то бессвязную чушь, целуя куда попало. Рыдания понемногу гасли, она затихала.

– Ну вот мне и легче - она ещё всхлипывала, потом рассмеялась, ещё сквозь слёзы. - Ещё одно, Рома. Я подумала…

Меня бросило в жар, я уже видел её мысль, но ждал, когда она скажет вслух.

– Глупо лишать тебя такой возможности. Завтра ночью её уже не будет. Хочешь меня, сейчас?

Её ноги вдруг широко раздвинулись, обхватили меня, вцепившись длинными пальцами ступней в мои ягодицы. Нечеловеческий жест. Она смотрела на меня в упор, напряжённо и внимательно. Её мысли и чувства роились, клубились. Нет, слишком сложно для меня, не прочесть. Ясно только одно - это не страсть.

"Тебе будет неприятно, даже больно. Эта штука будет слишком велика для тебя"

"Пустяки, не так это страшно. Я потерплю"

"Зачем терпеть?"

"Ну как зачем? Чтобы тебе стало хорошо"

"Глупенькая. Разве может быть хорошо только одному из нас?"

В моей памяти вдруг встал щуплый небритый человечек в чёрной шапочке, идущий навстречу девочке-первокласснице.

Она шумно вздохнула, расслабилась. Длинные пальцы ног отпустили меня.

– Возможно, ты и прав. Раз я собираюсь стать человеком, то и всё должно быть по-человечески.

Утро. Второе наше утро. Мы сидим на моём диване, и я наблюдаю, как ловко Ирочка уплетает бананы - я уже успел сбегать в магазин внизу. Наверное, у меня был вид буйнопомешанного, гибнущего от авитаминоза - я неистово хватал с полок яблоки, груши, бананы и прочие фрукты, а затем с боем прорывался к кассе, и никто не посмел возразить. Я боялся упустить лишнюю минуту встречи с моей Ирочкой.